Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей

Не знаю наверняка, но вряд ли в Крыму найдены какие-либо археологические свидетельства присутствия там в IX–X веках скандинавов. Викинги практически не оставили археологам «норманнских» следов нигде в Европе. Они слишком быстро адаптировались и ассимилировались, либо, чаще всего, еще быстрее «делали ноги». Но договор 911 года, если это не «липа», от начала до конца сфабрикованная киевскими «краеведами», что выглядит невероятным, дает твердые основания полагать, что скандинавы в IX веке достигли Крыма и, встретившись там с местными готами, образовали тот самый симбиоз, который положил начало народу «русь». В этом симбиозе готский субстрат дал новому этническому образованию местную основу и местные приморские базы, которые вероятно располагались на всех трех оконечностях Крыма[135], а скандинавский суперстрат, бесспорно привилегированный и лидирующий, дал новому народу «пассионарность», благодаря которой русь быстро вышла на европейскую арену и заставила говорить о себе. Означенный симбиоз позволил «нищим, не имеющим национальности» остаткам крымских готов поднять голову и громко заявить о себе под новым именем, а викингам-скандинавам — возможность быстро укорениться на Черном море, где имелись великолепные возможности для их самореализации.

Отдадим должное А. Никитину: он имел смелость признать крымскую русь. Но, увы, он не принял Крым как исконную родину руси отчасти из-за своей ошибочной концепции возникновения первоначальной руси то ли во Фризии, то ли в центральной Европе, а отчасти, вероятно, из-за инерции мышления и отечественной историографической традиции, которая выводит начало русской истории из Поволховья и Поднепровья. В русле этой традиции у Никитина крымская русь — всего лишь побочная ветвь, ответвление приднепровской руси, которая, в свою очередь, вторична по отношению к руси европейской. Но на самом деле никаких доказательств существования ни фризской, ни центрально-европейской руси нет, а те, что приводит сам Никитин, очевидно ошибочны. Более того, если мы имеем несколько заслуживающих доверия свидетельств современников о крымской руси IX и X веков, то о гипотетической приднепровской руси вообще нет никаких объективных данных вплоть до приблизительно середины X века, когда о «Внешней Руси» и местности Киоав-Киова в ней впервые написал Константин Багрянородный, а топоним «Киййоб» проявился в «Киевском письме». Разумеется, здесь, как и ранее, мы исключаем фантазии «краеведа»-киевлянина в ПВЛ о так называемой «Киевской Руси» IX и первой половины X века с мифическими фигурами Кия с братьями и сестрой и Аскольда с Диром, справедливо дезавуированных Никитиным, а также не дезавуированного Никитиным, но от этого ничуть не менее мифического Вещего Олега.

Объективные данные археологии в полном согласии с Багрянородным и «Киевским письмом» не дают оснований говорить о приднепровской Руси до Хвека. Мы уже знаем свидетельства независимых зарубежных археологов, что IX век — «один из наименее интересных периодов в истории этой издревле заселенной местности» (швед Ю. Кальмер), «…история города берет начало в конце IX в., а к середине X в. он превращается в важный городской центр» (француз К. Цукерман) и «военно-политические функции города как центра отчетливо зафиксированы только в Х веке» (немец Э. Мюле). То есть, реально политическим центром чего-то город Киев стал где-то к середине X века, в целом синхронно первым упоминаниям Киоава-Киовы Константином Багрянородным, Киййоба «Киевским письмом» и Куябы арабскими географами. Но, разумеется, в вопиющем противоречии с ПВЛ и всей общепринятой историей Киевской Руси.

Отечественная историография вслед за академиком Б. Рыбаковым трактует «Внешнюю Русь» Константина Багрянородного как некое противопоставление «Внутренней Руси», в которую Рыбаков, продолжая и развивая концепцию А. Насонова, включал Среднее Приднепровье с Киевом, Черниговом и Переяславлем. Однако в тексте Багрянородного никакой «Внутренней Руси» нет, и более того, нет города Киева. При беспристрастном прочтении источника становится очевидным, что у Константина во «Внешней Руси» есть некая местность Киоав-Киова с крепостью Самватом, а все перечисленные им города, в том числе и находящийся совсем рядом с Киевом Вышгород, Константин относил к «Внешней Руси». Между тем специальная оговорка Багрянородного о том, что описываемая им Русь — «внешняя», действительно подразумевает наличие другой, какой-то «внутренней» Руси. Вряд ли удастся найти на эту роль более удачного претендента, чем Крымская Русь, действительно угнездившаяся внутри греческой ойкумены прямо под боком у византийского Херсона.