Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей

Будучи агиографом, при написании ПВЛ Нестор вольно или невольно, но очень широко использовал отработанные им приемы и методы создания житий, а именно отмеченное Никитиным «плетение сюжетов» с вплетением в них необходимых для данного жанра «фактов». В случае житий такими «фактами» обязаны были быть и потому обязательно таковыми становились эпизоды биографии канонизируемого святого, подтверждающие право на канонизацию, в частности мученичество за веру и сотворенные им чудеса, прижизненные или посмертные. Ни в коей мере не имею в виду вторгаться в сферу компетенции церкви, оспаривать правомочность канонизации святых или подвергать сомнению реальность сотворенных теми прижизненно и посмертно чудес. Но даже если кандидат в святые на самом деле приял муки за веру и совершил некие чудеса, его агиограф просто не мог иметь об этом достоверной информации.

Жития писались, как правило, спустя годы и десятилетия после смерти канонизируемых, не оставивших после себя ни мемуаров, ни дневников, не говоря уже о фотографиях и видеофильмах. Нестор и другие агиографы в своих трудах опирались на некую устную традицию и слухи, на основе которых им надо было выстроить стройный и соответствующий житийному канону биографический сюжет с вплетением в него неких обязательных по жанру чудес. Опять же, не посягая на компетенцию церкви и не оспаривая правомочность актов канонизации, все же нельзя не понимать, что в реальных условиях средневековья агиографы не могли знать и не знали истинной биографии героев их житий, не могли видеть и не видели сотворенных ими чудес. Тем не менее, следуя канону, они были обязаны писать «по правилам», вынужденно пользуясь устной традицией, слухами и сплетнями, а порой и откровенно выдумывая необходимые «факты». Возможно, моральным оправданием им служила уверенность, что если не именно эти, то другие связанные с канонизируемым чудеса действительно имели место.

Так писали все агиографы, так писал свои жития Нестор. Не умея по-другому, да и не видя в этом нужды, точно так же он написал ПВЛ. Как привык, как набил руку. Но если в случае агиографии еще можно говорить об оправдании средств целью, о направляющем руку агиографа Провидении, о Прозрении и Откровении, то к ПВЛ эти оговорки неприложимы. То есть в ПВЛ как произведении сугубо светском, неважно летописи или повести, слухи — это слухи, сплетни — это сплетни, а выдумки — это выдумки. Причем, еще раз хочу это подчеркнуть, сам Нестор нас не обманывал. Написав, как умел, художественное произведение, он и назвал его соответственно повестью. Не летописью!

Почему же ПВЛ превратилась в летопись? Вероятно вследствие недоразумения. Через несколько лет после появления ПВЛ Нестора игумен Выдубицкого монастыря Сильвестр действительно написал летопись, по-честному назвал ее «летописцем», но, компилируя различные источники, неосторожно включил в свой большой труд ПВЛ в качестве некого подходящего, как ему показалось, зачина к истории Киевской Руси, вроде бы дающего обзор мировой истории «от Рождества Христова». Но в соответствии с понятиями и нормами своего времени он никак не выделил написанное Нестором, и этот шаг возымел несколько совершенно не предвиденных Сильвестром последствий. Во-первых, оказавшаяся в начале летописи Сильвестра ПВЛ начиналась словами «Вот повесть временных лет;..», и первоисторики, не разобравшись, отнесли эти слова Нестора ко всему труду Сильвестра, вследствие чего «Повестью» стали называть не только скромную собственно Несторову ПВЛ, но и всю объемистую сильвестрову летопись. Во-вторых, Нестор не забывал упомянуть самого себя в качестве автора своих произведений, сохранилось его имя и в экземпляре ПВЛ, который Сильвестр неосторожно поместил в начале своей летописи, и историки именно Нестора посчитали автором всего сводного труда. Наконец, в-третьих и главных, ПВЛ Нестора не была летописью и не претендовала быть таковой, но труд Сильвестра был настоящей летописью; ПВЛ же, оказавшись зачином этого труда, не только передала ему свое название, но и сама ненароком приобрела статус летописи, в коем «незаконно» пребывает по сию пору.

Таким образом, собственно ПВЛ — это только самое-са-мое начало летописных сводов, чуждое летописанию по стилю и содержанию, изначально не соотнесенное с реальными событиями и, соответственно, не имевшее никаких датировок (а точнее, даже не имевшая иметь их в виду). Настоящая летопись, то есть труд Сильвестра, основанная не на слухах и мифах, а на письменных документах и худо-бедно отражающая действительные факты истории Киевской Руси с хронологической привязкой, начинается только с появления на Руси широко доступной письменности, формально со времени крещения Руси, а по существу только с правления Ярослава Мудрого. А это значит, что и реальная летописная история древней, а точнее Киевской, Руси начинается только со времени Ярослава, то есть с XI века.