Имя «Мал» на первый взгляд выглядит как славянское, но на самом деле трудно себе представить это имя в качестве княжеского. Даже если его рассматривать как сокращение от Малфреда, оно все равно режет славянское ухо в отношении властителя государства, да к тому же прототипа величайшего из богатырей! Даже если Мал был невысокого роста (прототип Ильи Муромца-то?!), не пристало князя величать Малом[54]
. Но имя «Мал» совершенно по-иному воспринимается в германском контексте. Так, С. Цветков обращает внимание на то, что Mai по-немецки означает «пятно, рубец, родинка», и превращает имя Мала в прозвище, что-то вроде «Меченый». Тоже не слишком ласкающее слух, но допустимое прозвище для князя. Однако все-таки немцы тут ни при чем. А вот готы как раз весьма уместны, тем более что по-готскиНо, очевидно, источник этой кальки, само княжеское имя «Мал», чтобы оно не резало ухо подданных, предполагает для этих подданных не славянскую, а готскую языковую среду, то есть готоязычие древлян. На готскую языковую среду у древлян намекает и имя сына Мала по гипотезе Прозоровского «Добрыня» — простая славянская калька готского
С еще более полным основанием готоязычие «древлян» можно принять, если под «древлянами» ПВЛ понимать не некое якобы славянское племя на правобережье Днепра, а крымских готов, на возможность чего первым указал А. Никитин. В славянском переводе хроники Амартола, обильно процитированном в ПВЛ, некий народ «дерви» помещен между Босфором[55]
, меотами и сарматами, то есть как раз в ареале расселения крымских готов. На основании этого Никитин делает вывод: «Так получается, что единственным реальным зерном во всей этой истории, столь ярко и впечатляюще отразившейся в ПВЛ, стало убийство Игоря «германцами», только не на «Древлянской земле» правобережья Днепра выше Киева, а, скорее всего, там, где они обитали, т. е. в Крыму». По-прежнему следуя за Никитиным, С. Цветков полагает, что речь может идти о крымских готах, имея в виду готов-тервингов, которых сочинители ПВЛ, отталкиваясь от Амартола, приняли за древлян.Отождествление летописных древлян с «дервами» Амартола полностью решает языковую проблему, а заодно существенно упрощает задачу Игоря по сбору древлянской дани. При таком раскладе ему отпадает нужда ходить со своей крымской базы за тридевять земель в далекие заднепровские леса и болота, и он вполне мог ограничить свою чрезмерную активность по сбору сверхплановых даней крымскими соседями. Разумеется, эта версия никак не противоречит утверждению Льва Диакона, что Игоря разорвали березами германцы. Наоборот. Если дело происходило в Приднепровье, то непонятно, как о подробностях казни Игоря, неизвестных даже авторам ПВЛ, мог бы узнать Диакон. А вот если в Крыму, тогда информированность византийцев объяснима. Есть здесь, правда, одна загвоздочка: готы в Крыму жили, но это были не тервинги, а ветвь грейтунгов, конкретно в Крыму часто называемых тетракситами. И уж подавно никто теперь не знает, что подразумевал под своими «дервами» Амартол!
Для тех, кто еще не готов принять князя Мала как Малфреда Сильного и последнего представителя «готской» древлянской династии, а также, в этом его новом качестве, как одного из начальных прототипов Ильи Муромца, у С. Горюнкова имеется еще одно подтверждение его гипотезе: «Если имя «Мал» («Малко») — уменьшительное производное от полного имени «Малфред», которое искажается с целью замалчивания фигуры древлянского князя, то в летописях могут встретиться уменьшительные производные от второй половины полного имени — от частицы «Фред», причем именно в ситуациях, позволяющих соотнести носителей таких имен с фигурой древлянского князя. Встречаются ли такие имена? — Да, это в первую очередь имя черниговского воеводы Претича, в котором исследователи еще досоветского времени усматривали ославяненное «Фредич» (звук «ф» был нехарактерен для восточнославянского произношения того времени)». Чрезвычайно интересная лингвистическая находка, существенно продвигающая нас вперед, хотя сама по себе она, увы, не совсем корректна.