Тем не менее, противостояние П. Толочко и его школы консолидированному мнению западных археологов продолжается. Увы, без каких-либо новых аргументов, вследствие чего это противостояние все больше становится похожим на спор глухих. Но мы, не будучи глухими, все же выслушаем возражения Толочко заграничным оппонентам: «Если бы И. Каллмер, а вслед за ним и К. Цукерман потрудились изучить труды киевских археологов, то они бы увидели, что культурные слои Киева, датирующиеся VIII–IX вв., обнаружены на значительной площади, исчисляющейся десятками гектаров»[102]
. На самом деле, судя по опубликованным результатам, оппоненты П. Толочко потрудились и потрудились основательно. Никто ведь не отрицает, что территория нынешнего Киева обитаема с незапамятных времен. Город-то где? Что ж, слушаем Толочко дальше: «Дендродата одной из построек Подола — 887 г. — вовсе не является доказательством начала урбанистического этапа в истории Киева. Просто археологам посчастливилось обнаружить остатки одной из сохранившихся его ранних построек. Она стояла на культурном слое, который образовался в течение VIII–IX вв., содержал керамику, изготовленную на круге так называемого курганного типа, и лепную». (Попутно обратим внимание на «прогресс» во взглядах Петра Петровича: ранее он заселял Подол — мы запомнили эту дату! — с шестого века. Теперь речь идет только о восьмом. Все те же сакраментальные два века, но на сей раз в противоположную сторону!)А теперь по существу вопроса. Кальмер отнес начало урбанистического периода к концу IX века вовсе не по подольской дендродате 887 года, а на основании всестороннего анализа известных археологических находок. Между прочим, к их числу не относился некий «культурный слой, который образовался в течение VIII–IX вв.» и на котором якобы стояло постройка, датированная 887 годом. Никто кроме Толочко такого слоя на Подоле не знает. Коллега Толочко М. Сагайдак, непосредственно раскапывавший Подол и нашедший ту постройку, однозначно говорит о начале регулярного заселения Подола только с рубежа IX–X веков. Дальше больше. Упомянутая Толочко керамика «курганного типа» характерна только для X–XIV столетий и вряд ли может иметь отношения к выдуманным им культурным слоям VIII–IX, а тем более VI веков. Что же до гончарной и лепной керамики вообще, то если она и служит признаком чего-либо, то отнюдь не урбанизации, так как в деревне горшки нужны не меньше, чем в городе, а смешанного характера сельского населения на Подоле, скорее всего хазарского и славянского.
Что ж, приходится констатировать, что достойных возражений европейским оппонентам у П. Толочко не нашлось. Поэтому предоставим последнее слово Б. Рыбакову. Будучи един в двух лицах — искренне увлеченным историей человеком и академиком-секретарем Отделения истории Академии наук СССР — Борис Александрович сформулировал в одной и той же популярной статье для журнала «Вокруг света» два противоречащих друг другу тезиса. Первый — академика-секретаря и хранителя идеологических устоев: «Мы теперь[103]
можем определить, что Киев начал играть свою историческую роль с момента своего возникновения; он возник как историческая необходимость полторы тысячи лет тому назад». Второй тезис — ученого-историка, все же не имеющего морального права игнорировать археологически очевидное: «Обращаясь к данным археологии, следует отказаться от мысли, что археологические раскопки откроют нам классический средневековый город с кремлем и посадом, с торговыми площадями, ремесленными кварталами и несколькими линиями укреплений. Таким Киев станет в пору своего расцвета в X…XIII веках». То есть, если без экивоков, пассажи академика следует понимать так: полторы тысячи лет назад Киев возник как политическая необходимость для советского и партийного руководства УССР, преданно обслуживаемого передовой советской исторической наукой; а вот как историческая реальность он существует лишь с X века, то есть всего тысячу лет. Так что, если не хотим верить европейским археологам, давайте поверим хотя бы Рыбакову.