Кай из рода красных драконов-2

— Отдайте! Иначе я заберу у вас и женщин, и моих волков! Вы недостойны быть волчьими всадниками!

— Они нас разыгрывают! — прошептал Шип. Руки его дрожали. — Это не духи! Духи не могут так пугать безмозглых зверей!

— А кто? — спросил Байкгон.

— Я не знаю. Наверное, местные. Их тут может быть целая сотня во тьме со своими зверями. Потому наши волки так и боятся. Давай отдадим им баб!

— Где наши люди⁈ — крикнул Байкгон, поразмыслив над словами помощника. — Меняем наших людей на баб!

Во тьме вдруг что-то зашевелилось, затопало. И Байкгон не успел ничего приказать, как все шесть стрел тут же полетели в человеческую фигуру, возникшую из темноты.

Шип кинулся к ней, но было поздно. Один из найманов, оставленных в лагере, лежал, пронзённый стрелами.

— Ха-ха-ха! — заревел голос. — Вы недостойны даже своих людей! Бегите, смерть уже идёт за вами!

Волки зарычали, вырываясь. А тот, что огрызался на Шипа, вдруг прыгнул и вцепился Байкгону в горло.

Глава 7 Дорога в ставку

— Ну, ты молодец, волк! Могёшь! — усмехнулся я, разбирая оставшиеся от найманов луки, ножи, мечи, сабли.

Часть оружия была откровенным барахлом, но кое-что стоило припрятать до нашего с Буркой возвращения. Ведь мы вернёмся, верно?

Ночная тьма укрыла поле боя от позора. Позор — он ведь одного корня со зрением. Не видим — значит, и срама не имём. Мы же просто добили тех, кто после охватившего волков бешенства в панике бросился в темноту.

А теперь я бессовестно грабил мёртвых — раскладывал трофеи на две неравные кучки: себе и нафиг. Качество оружия было или очень приличным, с хорошей сталью и сложной отделкой эфеса, или безобразным. И никакой середины.

Бурка шумно вздохнул, но ничего не ответил. Он как-то совсем по-человечески, не как собрата, а как собаку, гладил бурого волка чепрачного окраса. Того, что набросился на командира найманов и порвал его «на ленточки».

Этот зверь был единственным, что не убежал. Теперь он жался к «старшему брату» и то и дело фыркал и тряс мордой, пытаясь избавиться от запахов кровавого побоища.

Одомашненные волки, что у барсов, что у найманов, — не любили человеческой крови. А вот драконов они рвали с удовольствием и азартом. Интересно бы знать, почему? Чуяли магию? Хотели вспомнить то, что отняло у них молоко Белой горы?

— Тебе бы в театре играть, — размышлял я вслух, разглядывая очередной клинок из серой стали со светлыми вкраплениями. Она была похожа на «алмазную» хромовольфрамовую ХВ5, которую я и дома-то видел редко. Вот откуда, а? — Ты же и чтец, и жнец, и голос какой жуткий изобразил. Мы же даже хоргон не потратили. Хотя всё равно придётся. Нужно имитировать нападение духов, а то пожгут потом найманы все окрестные деревушки.

Бурка снова вздохнул.

— А волки, что разбежались, не погибнут? — спросил я, решив, что он беспокоится о своих домашних собратьях.

— Они умеют охотиться, — отозвался Бурка глухо.

Он сидел, уткнувшись лицом в колено. Волк жался к нему, выпрашивая ласку, и оборотень рассеянно трепал его то за ухо, то по загривку.

Трупы найманов мы трогать не стали, ну их. Отвели девушек до взгорка, где начинались кедровые заросли, проинструктировали, вернулись. Я занялся оружием, а Бурка уселся вот так.

Сначала я решил, что волчара устал, всё-таки бóльшая часть спектакля держалась на нём. Но постепенно стало понятно: нехорошо Бурке — тоскливо и муторно.

— Ну, ты чего? — спросил я. — Волки же все уцелели. Ты же человеков, вроде, не жалуешь?

— Скажи, а почему они убили своего воина, Гэсар? — спросил Бурка. — Того, которого мы отпустили?

Он впервые назвал меня воинским именем. Видно, пытался подчеркнуть важность вопроса.

— Они его испугались, — пояснил я. — Думали, что это призрак к ним ломится. Ну, или враги подступают.

— А почему они его испугались? — волк поднял голову и, не щурясь, уставился в ярко пылающий костёр. — Они же могли почуять, что это свой? У этих, человекоподобных уродов, что, совсем нет нюха? Не верю!

Голос Бурки срывался. Похоже, случившееся было против его понимания мира.

А ведь я и забыл, что он — настоящий подросток, а не замаскированный взрослый как я. И возраст у него сейчас именно такой, когда детское миропонимание проходит проверку на зрелость, а это больно.

— Ну, нюх у нас есть… — Я улыбнулся и попробовал пошутить. — Но не такой острый, как у волков, чтобы отличить своего воина от чужого.

— А глаза? — «не услышал» улыбки Бурка. — Глаза у найманов имеются? Он же был близко! Там же костёр! Вы видите в темноте лучше моих сумасшедших сородичей! Я знаю, я наблюдал за тобой в лагере!

— Ну… — я замялся, не зная, как объяснить волку, что у человеческого страха — глаза велики. Кто знает, что померещилось воинам? Другое дело, что я был уверен: обязательно померещится. Я ведь нарочно отпустил пленника: не самим же ему глотку резать. — Понимаешь, огонь им больше мешал, и… Ну, испугались они, струсили. Видели не то, что есть, а то, что страх придумал у них в головах.

— Нет! Нет! Я не понимаю! Почему они не пытались сначала понять, кто перед ними? Почему все до одного стали стрелять!