Кайа. История про одолженную жизнь. Том 1

— Все это очень интересно, — продолжил я вполне спокойно, снова опустив глаза «в пол», — но…

— Значит, по хорошему ты не хочешь, да? — перебил меня «дядюшка», в голосе которого вновь появились эмоции и кивнул стоявшему позади меня типу…

Все случилось внезапно!

Мне на голову накинули некий прозрачный, эластичный пакет, плотно обтянувший мое лицо… Неважно! Мне перекрыли доступ воздуха!

Кайа громко замычала, извиваясь и дико дергаясь, едва не перевернув стол, всем телом, пытаясь вырваться из хватки своего душителя, но мужчина, стоявший позади, держал крепко и ее саму и то, чем ее удушал, да и руки ее были скованы наручниками позади спины.

«Дядюшка» Художницы с отвращением смотрел на широко раскрытый рот и выпученные глаза удушаемого подростка.

— Хватит, — сказал он, когда бьющаяся в попытках высвободиться Кайа, начала явно терять сознание.

Раздался мой долгий, громкий и хриплый вдох, затем еще один и еще. Перед глазами все «плыло», а грудь и бронхи разрывало от мучительной боли… но я жив, я все еще жив…

Я закашлялся.

Затем снова, но уже от того, что слюна попала «не в то горло», было бы очень обидно умереть, захлебнувшись слюной.

Слюни… они были размазаны, той резиновой хреновиной, которой меня душили, по всему моему лицу, вместе с соплями, слезами и, кажется, кровью.

Уверен, что милое личико Кайи, в данный момент, утратило большую часть своей привлекательности и очарования.

Хотя, по правде говоря, на свой внешний вид, прямо сейчас, мне было абсолютно наплевать.

Руки… руки скованы за спиной, не могу ни высморкать, ни стереть с лица все то, что по нему размазано.

Все-равно!

Просто выдул из носа все то, чем он был забит…

Получилось не очень и новая порция соплей оказалась на моем лице.

Все-равно… Меня бьет, крупной дрожью, озноб.

— Что случилось? Юному чудовищу больше не хочется улыбаться и дерзить? Я тебя внимательно слушаю, скажи мне, кто тебя надоумил и кто тебе помог? — спросил, смотревший на меня, с отвращением, «добрый дядюшка».

— Улллыыыббббаааться, даааа, — произнес я, заикаясь из-за бившей меня дрожи.

И, после нового приступа кашля, криво улыбнувшись мучителю, запел:

— От улыбки, — у меня зуб на зуб не попадал, — станет всем светлей и слону…

Я на мгновение затих, сглатывая.

— И даже маленькой улитке…

— Хватит нести чушь, — сквозь зубы зашипел «дядюшка», ударив ладонью по столу.

Я, от испуга, дернулся всем телом назад и замолчал.

— Говори, тварь… — зашипел он.

— Кто виновен в самоубийстве вашей племянницы? — пытаясь справится с дикой дрожью, спросил я.

— Ну, говори!

Я засмеялся, слегка истерично… Надо успокоится, хоть немного… Надо вернуть спокойствие… надо…

Как ни странно, но у меня это почти получилось…

— Хотите знать, — сказал я с подрагивающей улыбочкой, — кто виновен в гибели Лизы… я скажу… я скажу… Но, боюсь, вам не понравится то, что я скажу.

«Добрый дядюшка» сделал «очень страшное лицо», а я продолжил:

— В нашем Пансионе, любая Воспитанница могла это сделать! Это насколько надо было быть безрассудными, чтобы устраивать подобное в стенах этого заведения?! Здесь все друг за другом подглядывают, обо всем сплетничают…

По лицу «дядюшки» было видно, что он был готов отдать, стоявшему позади меня, распоряжение…

— Но «кто это сделал?» — это неправильный вопрос, неправильный, да, — покашливая, продолжил я, — нужно спрашивать о другом…

— О чем? — прервал меня «дядюшка».

— О том, почему ваша племянница, вместо того, чтобы бежать «под крыло» своего дяди и прятаться от последствий произошедшего там — предпочла залезть в петлю?

Я смотрел на него, мне удалось полностью восстановить контроль над выражением лица и внешними эмоциями, он — на меня.

— Я Вам отвечу — она Вас боялась, — сделав паузу, продолжил, — боялась больше смерти! Боялась, а не любила.

Этот тип, потихоньку, от моих слов, приходил в бешенство.

— Наверное, вы считаете, что если напугать меня до мокрых трусиков или даже убить… Думаете, я Вас боюсь? — спросил я, хотя, само собой, я его опасался, еще как!

— Нет, не боюсь, хотя колени мои и трясутся! Хотите знать, почему?

— Почему? — спросил тот, поглядев на часы.

И тут нас прервали, в помещение, со стуком, вошел мужик, в той же форме, что и остальные контрразведчики, дойдя быстрым шагом до «дядюшки», он тихо зашептал, что именно — слышно было плохо, но я точно расслышал: «ВЭМ» и «не обнаружено».

Стало быть, этот тип пришел доложить командованию, в лице «дядюшки», о результатах поиска доказательств в моем ВЭМе и видеофоне.

Сообщив все, что должен был, вышел вон, а «дядя» уставился на меня вновь.

— Потому, что в будущем меня не ждет ничего хорошего! — изобразив на лице злость, ответил ему, продолжая наш прерванный разговор, — я совершила серьезный, с точки зрения моей Семьи, проступок. И знаете, как поступила моя Семья после того, как меня выписали из больницы? Они заперли меня, на веки вечные, в «сумасшедшем доме»!

Я взял паузу, чтобы отдышаться, а на мое лицо вернулась улыбка.

— Но, к счастью или сожалению, они передумали, — продолжил я затем, — но лишь для того, чтобы отдать меня, будто какую-то ненужную вещь, на забаву садисту!