Кайа. История про одолженную жизнь.

Эти шмотки сделали меня визуально старше, чем я есть. И для чего я их и надел. Самая большая проблема в задуманном мною, состоит в том, что я малолетка. И «вес» одних и тех же слов, что скажу я и тех, которые, сказал бы на моем месте взрослый человек — радикально отличается, при чем совсем не в мою пользу. А я и мои слова, должны быть восприняты всерьез, а то, что я собираюсь сказать, должно звучать убедительно. Ибо, если в этот раз я не добьюсь желаемого, то другой возможности может мне и не представиться.

- Лев Моисеевич вас ожидает, - вернула меня из моих мыслей секретарь, - после чего мы с Ириной, постучавшись, вошли в кабинет и поздоровались с его хозяином.

- Присаживайся, пожалуйста, - сказал мне хозяин кабинета, указав рукой на кресло.

Я сел, поблагодарив Льва Моисеевича.

- Ира, - сказал тот моему лечащему доктору, - ты можешь идти заниматься текущими делами, а мы с Кайей поговорим.

- Да, конечно, - сказала та, кинув на меня взгляд, явно говорящий: «веди себя прилично!» и покинула нас.

Я осмотрел кабинет. Обстановку, кроме персонального компьютера, или как там он называется в этом мире, можно было смело назвать антикварной. Но весь интерьер был в прекрасном состоянии, явно проходя, время от времени, реставрацию.

На стенах висели картины, изображающие, по всей видимости, предшественников Льва Моисеевича на этом посту.

Обстановка кабинета подтверждала мое предположение о том, что сидящий передо мной человек, ни за что не допустит, чтобы этому заведению был причинен ущерб.

В кабинете мы были не одни. У дальней стенки, на кожаном диванчике, сидела женщина. На вид, около 30 лет. Сидела она вальяжно, закинув ногу на ногу, опираясь локтем на спинку дивана. Сидела, как у себя дома.

- Это моя внучка — Марина, - сказал Лев Моисеевич, заметив то, как я смотрю на сидящую, - со временем, она займет мое место.

Он это сказал, с гордостью глядя на свою внучку.

Сама же эта «внучка» имела вид типичной «мажорки». Что впрочем не означало автоматически ее безмозглости. Мне она показалась довольно житрожопой особой, которая лениво рассматривала меня с едва заметным презрением и жалостью.

Ее наличие тут не входило в мои планы и могло им помешать.

Как говорится, все всегда идет не так, как было изначально задумано.

- Лев Моисеевич, - начал я разговор, обратившись к хозяину кабинета, нацепив самую лучшую свою улыбку, - находясь в вашей клинике мне стало гораздо лучше, несмотря на то, что моя память пока ко мне не вернулась. Примите, пожалуйста, мою благодарность.

Тот кивнул, откидываясь на спинку кресла и сказал:

- Я полагаю, Кайа, что ты мне хотела сказать еще что-то, помимо слов благодарности.

Перестав улыбаться, я вернул на лицо маску спокойствия, продолжив:

- Так и есть, позвольте мне заранее извинится, если мои слова покажутся вам дерзкими или оскорбительными. Я ни в коем случае не хочу обидеть вас. А также за то, что невольно могу втянуть вас и вашу клинику в свои семейные неурядицы.

Лев Моисеевич молча сидел, ни сказав ни слова, а вот его внучка, перестав улыбаться, сощурившись, очень внимательно следила за мной и моими словами.

- Как вам известно, - продолжил я, глядя чуть в сторону от него , - мною была сделана невероятная глупость, я совершила попытку суицида. Несмотря на то, что меня спасли, я побывала за гранью жизни.

- А вернувшись оттуда, - я уставился ему в глаза, закончив фразу, - я поняла, как хочу жить и не желаю умирать. Могу с полной уверенностью сказать, что в мире найдется мало людей, с такой жаждой жизни, как у меня.

- Но, - продолжил я, переведя взгляд на книжный шкаф, - после того, как меня выписали из больницы, я оказалась тут.

- Что весьма логично, - продолжил я свой монолог, - подобные мне люди, до того, как вернутся в общество, должны получить соответствующую помощь.

Лев Моисеевич просто кивнул, выражая согласие с моими словами.

- Но, мне также известно, что забирать меня, после курса лечения, моя родня не хочет, желая, чтобы я тут осталась на как можно более длительный срок. Желательно, чтобы я никогда не покинула этих стен. А ваша клиника, как я узнала недавно, за определенную мзду и, закрывая глаза на этичность и законность, оказывает определенным семьям услуги такого рода. Как говорится — деньги не пахнут.

Не успел я закончить фразу, как с диванчика, позади меня, вскочила взбешенная моими словами «внучка» и со злостью спросила:

- Как ты смеешь так разговаривать с Львом Моисеевичем?

Вот и подвернулся прекрасный шанс — подумал я про себя, с улыбкой, - избавиться от присутствия «дорогой внучки» в нашей, со Львом Моисеевичем, беседе.

Повернув в ее сторону голову, с выражением лица и тоном, скоторыми утомленные взрослые говорят расшалившимся неразумным детям, я сказал:

- Тебя, - я сделал акцент на этом слове, специально не использовав его уважительную форму, с которой ребенок должен обращаться ко взрослому, - родители не учили, что когда взрослые люди разговаривают, дети должны сидеть в уголке и молчать, не мешая.