Мгновенно ею вновь овладело бешенство. Наоко бросилась к входной двери, схватила ключи и выскочила наружу. Она пересекала лужайку, чувствуя, как пятки отбивают ритм по земле. В том же ритме бились и ее мысли. Она ненавидит этого человека — его упертость, упрямство, замашки легавого. Он так ничего и не понял. И никогда не поймет…
Она яростно нажала на пульт. Ворота открылись. Наоко перешагнула порог, не обращая внимания на мокрый асфальт под босыми ногами.
— Какого черта ты здесь делаешь? — заорала она.
— Приехал посмотреть, все ли у вас в порядке. — Пассан опустил стекло.
На пассажирском сиденье лежал термос с зеленым чаем и роман Танидзаки, доносилась тихая мелодия флейты сякухати — стандартный набор старомодного япошки. Наоко готова была его убить.
— До тебя что, утром не дошло? Сейчас моя неделя, усек? Ты не имеешь права здесь ошиваться! Я пожалуюсь моему адвокату!
— Твоему адвокату? — Пассан приподнял брови. — Мы вроде решили обратиться к одному адвокату!
— Я передумала. — Она скрестила руки.
— Значит, наше соглашение отменяется?
— Проваливай, или я вызову полицию.
— Похоже, она уже здесь.
Пассан открыл дверцу, но Наоко тут же захлопнула ее ударом пятки.
— Мы больше не живем вместе! — заорала она. — Заруби себе на носу: ты мне больше не нужен!
— Я видел, как ты зажгла свет в подвале. — Оливье кивком указал на дом. — Что-то не так?
Уж этот его покровительственный тон и невозмутимость телохранителя!
— Вали отсюда! — Наоко снова пнула дверцу.
— О’кей. — Он успокаивающе поднял руку и повернул ключ зажигания. — Только не нервничай.
Наоко прорвало. Она кулаками забарабанила по крыше машины:
— Вали отсюда! Вали отсюда!
Пассан сорвался с места. Шины взвизгнули на мокром асфальте, Наоко едва успела отскочить.
Вдруг она почувствовала, что задыхается. Поднесла руку к горлу, и внезапно ее вывернуло наизнанку. Едкая струя опалила пищевод, обожгла лицо. Она упала на колени, слезы застилали глаза.
Через несколько секунд отпустило. Стало легче: она извергла ком гнева, распиравший ее с самого утра.
Шатаясь, Наоко пересекла лужайку. Диего ждал ее, серая шерсть пса в свете фонарей казалась серебристой. Наоко подумала было, что он выбрался через кухонный люк, но потом заметила приоткрытую дверь. В своем гневном порыве она забыла ее закрыть. Погладила пса, который радовался ей так, словно они встретились после долгой разлуки.
— Хорошо, Диего… Хорошо, ну, успокойся.
Ее трясло, но в то же время она чувствовала себя опустошенной, выпотрошенной. Наконец-то она сможет спокойно уснуть. На кухне, не включая свет, она прополоскала рот водой из-под крана. И тут вспомнила, что хотела выпить стакан фруктового сока.
Она открыла дверцу холодильника и с воплем отскочила назад. Прямо ей в лицо усмехался мертвым ртом полугодовалый зародыш.
26
Пассан заставил разуться всех: полицейских, криминалистов, судмедэксперта… Нечего топтаться по его дому в грязных ботинках, пусть даже и в бахилах. Он вызвал тяжелую артиллерию: комиссариат Сюрена, парней из своей опергруппы, Рюделя из института судебной медицины, Заккари с ее командой. Теперь уже ни к чему щадить Наоко. Отныне она на передовой.
Сейчас он расхаживал по лужайке, издалека наблюдая за бывшей женой. По правде говоря, он опасался новой стычки, словно сам виноват во всем, что случилось этой ночью. Хотя, в сущности, так оно и было.
При свете вращающихся мигалок Наоко казалась ему прекрасной, как никогда. Босая, обхватив руками дрожащие плечи, она держалась очень прямо среди суетившихся вокруг людей в синей форме, которые протягивали ленту ограждения. Позади нее белая штукатурка стены в ярком свете проблесковых маячков напоминала огромный киноэкран.
— Никакой это не ребенок.
Стоя на лужайке, Стефан Рюдель стягивал комбинезон. Под бумажным коконом он был одет в свитер «Лакост», джинсы и топсайдеры с белыми подошвами — словно вот-вот вернется на свою яхту или зайдет выпить в кондитерскую «Сенекье» в Сен-Тропе.
— Что? — переспросил Пассан. — Что ты сказал?
— Это труп обезьяны, — продолжал тот, запихивая комбинезон в ранец. — Семейства капуцинов или уистити, что-то в этом роде.
Пассан потер лоб. Из кухни доносились щелчки вспышек, там толпились эксперты из криминалистического отдела. В его собственной кухне.
— Вообще-то, я в курсе, как выглядят обезьяны.
— Просто эту освежевали.
Пассан всматривался в лицо Рюделя, словно перед ним был какой-то редкий манускрипт, способный поведать невообразимую тайну.
— Будешь делать вскрытие?
— Обезьяны не по моей части.
— Вызови ветеринара. Придумай что-нибудь.
— Отправь ее в Институт судебной медицины, — проворчал тот. — Посмотрим, что можно сделать.
С ранцем в руке он растворился в ночи, даже не попрощавшись. Наоко тоже исчезла — наверняка пошла посмотреть, как дети. Пассан еще потоптался, потом попробовал сосредоточиться. Значит, это обезьяна. В каком-то смысле отличная зацепка. Они будут разрабатывать этот след, они…