Кайкки лоппи

Отец сидел в своей унылой комнате, лохматый, небритый и очень старый. Увидев вошедшего сына, он радостно заулыбался, но получилось это у него плохо. Жалкая улыбка нисколько не меняла выражения безысходности на помятом и каком-то обрюзгшем лице. Только глаза говорили: «Сынок, как же я тебе рад!»

Здесь нельзя было находиться долго, Ромуальда душили слезы, и казалось, что воздуха просто не хватает. Он заставил отца одеться и потащил того в городскую баню. Памятуя о том, что в прошлой жизни парилка для него была нечто большим, чем просто пар и высокая температура, предложил париться, сколько душа пожелает, не торопясь никуда и ни на кого не обращая внимания. Приобрел у банщика-спекулянта две бутылки пива «Рижское» по семьдесят копеек за штуку и предложил отцу, после того, как тот вышел отдыхать в раздевалку, завернутый в простынь на манер римского патриция. Стараясь не обращать внимание на грязные потеки, стекавшие по шее и рукам отца, рассказывал, как ему хорошо живется в столице. Никаких кинотеатров, никаких вечерних гулянок и дискотек — только учеба. Во всяком случае, пока.

Убедившись, что отец никуда не удерет, потому что ему было действительно очень хорошо, кое-как одевшись, быстрее ветра помчался домой.

— Мама, — спросил он, — есть у нас какая-нибудь моя старая одежда? Только стиранная желательно.

— У меня вся одежда стиранная, — ответила мама, посмотрела на мокрые волосы сына, но ничего больше не сказала. Выложила из старого чемодана рубашки, брюки, даже носки с трусами.

— Спасибо, мама! — сказал Ромуальд, собрал смену белья и прочее в пакет и ускакал обратно в баню.

Отец, отмывшись под душем и периодически навещая парилку, стал таким же, как и иные посетители, лениво потягивал свое пиво и даже посматривал на прочих, тянущих по причине экономии домашний холодный чай, с некоторой долей превосходства.

В чистой одежде, отмытый и умиротворенный, отец в своей келье даже начал хлопотать по хозяйству, но Ромуальд все это дело быстро пресек. Разогрел на плитке купленные в домовой кухне котлеты, картошку и, сдернув ржавую пятнистую, как высохшая шкура леопарда, скатерть, накрыл на стол. Пока отец ел, сделал приборку, как в училище — быстро и на первый взгляд добросовестно. Что там получилось бы со вторым взглядом — не очень важно, все равно лучше сделать он бы не сумел.

Уже собираясь уходить, он оставил тридцать рублей.

— Папа, не буду тебе говорить, как распорядиться деньгами — ты сам все знаешь. Постарайся как-нибудь не пропасть. Ты мне очень нужен.

У отца по щекам потекли слезы. Ромуальд начал быстро одеваться: опять подевался куда-то весь воздух. Пообещав снова придти, как только удастся приехать, он заспешил на улицу.

Уже стало темно, и подморозило. В небе горели яркие звезды, лужи под ногами хрустели, было очень пустынно. Праздник как бы прошел вчера, молодежь собралась на местной дискотеке, собаки и кошки попрятались по своим пряткам. Неяркие и редкие фонари выхватывали из темноты только стены ближайших домов, кривые заборы и угрожающие кусты. Ромуальд медленно шел домой, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Он опять ощущал себя счастливым. Даже грядущий завтра вечером отъезд на учебу как-то не волновал.

— Карась! — вдруг крикнул кто-то из детского домика, «кодушки», как назывался он повсеместно на северах, что стояла в глубине их двора.

— А, Клим, здорово! — подойдя поближе, сказал Ромуальд.

Юрка Климов, коллега по занятиям в лыжной секции, нахохлившись, как воробей морозным утром, сидел на окошке. Они не особо дружили, но, как и все ребята с их секции, относились друг к другу с уважением.

— Ты чего тут сидишь? — спросил Ромуальд.

— Армию жду, — ответил тот.

— Ну и когда?

— Через два с половиной года, — выпустив струю пара к звездам, ответил Клим. — А ты, говорят, в «речку» поступил?

Ромуальд пожал плечами. Говорить про училище совсем не хотелось.

— Как наши? — спросил он.

— Да вот ждем снега, чтобы погонять немного. Виталик Гребенка обещал в этом году всех сделать. Коля Меккоев и Саня Риккиев даже поспорили. Тулос Тойво со своего военного училища прислал письмо.

— Ну, и что пишет? — просто так спросил Ромуальд.

— Пишет, что дурак, — усмехнулся Юрка. — Сам себя на такую каторгу загнал. Вовка Софронов сразу расхотел военным становиться.

Они немного помолчали. Надо было идти домой, но, боже мой, как приятно порой встретиться с хорошим знакомым в хорошей обстановке и хорошо поговорить! На самом деле просто не хотелось, чтоб этот волшебный тихий осенний вечер заканчивался. В любой момент можно пойти к себе, а там — мама с горячим ужином, хорошая книжка Роберта Штильмарка и уютная постель.

— Все еще у Курри тренируетесь? — вопрос вырвался внезапно, сам собой.

— Ну да, — ответил Клим и посмотрел на Ромуальда. — У кого же еще?

Все в их секции знали, как Курри недолюбливал Карася. Беспричинно, просто так, издевался исподволь, если была такая возможность.

— Сейчас бы встретил — рожу бы всю разбил уроду, — сквозь зубы проговорил Ромуальд. Он поднялся, вся сказка пропала, наступили холод и усталость.