Кайкки лоппи

– Точно! Неправильно! – закивал головой, опять суетливо заглотив питие, собутыльник. – Но советую тебе не лезть в это дело. Я знал твоего батьку, он тебя очень любил. Поэтому будет жаль, если ты по молодости ввяжешься в поиски справедливости.

– Да бросьте вы! Справедливость! – сказал Ромуальд, подливая портвейн. – Я просто хочу знать.

– Зачем? – внезапно подняв голову и уставившись прямо в глаза, спросил дядя Леша.

– Хочу знать затем, что это правда, какая бы она ни была. Последние минуты жизни отца будут мне примером, или, наоборот, уроком. А если кто-нибудь к этому делу причастен, то рано или поздно представится возможность отплатить. Не хочу из-за неведения упустить случай.

Дядя Леша сосредоточенно жевал сыр, прихлебывая портвешок – теперь он уже никуда не торопился.

– Эк, ты загнул! – уважительно сказал он. – А если я совру?

– А смысл?

– Действительно, – закивал он головой. – Видел я, как твоего отца били. Теперь такое часто происходит. Нарождается мерзкое полицейское государство, с мерзким полицейским режимом. Как при Борисе Годунове в смутное время. Все повторяется в природе. Это только климат меняется. Люди остаются такими же!

Дядя Леша начал пьянеть.

– Хотели свободы? Получите! Только свобода эта будет полицейская! Надо армию возрождать. Она – защитница. В свое время задавила она полицейское быдло – стрельцов так называемых. Без нее мы никуда. Точнее – куда, в черную американскую жопу.

– Дядя Леша! – вмешался в монолог Ромуальд. – Кто отца моего бил?

– Как кто? – он даже удивился. Глаза его стали стеклянными, такое ощущение, что он ослеп. – Эти, в погонах. Били дубинками, смеялись. Кричали громко, ругались. А он не просил милости, он молчал. А эти зверели и били все сильнее и сильнее. Люди мимо проходили и на другую сторону дороги перебегали. Боялись, что их тоже забьют. Я стоял и плакал. Это звери! Нет! Это – люди!

Ромуальд удивился. Вроде бы поблизости от их города не было воинских частей. Какие люди в погонах? Почему никаких свидетелей не было, если люди разбегались в страхе? Почему придумалась мифическая машина, якобы совершившая наезд?

– Стоп! – сказал он. – Кто был в погонах? Зачем они били отца? Он им что-то сделал?

Дядя Леша только рукой махнул, потом положил подбородок на ладонь, упершись локтем в колено. Ромуальд уже начал думать, что тот заснул, но он опять неестественным ломаным жестом зацепился за стакан и опрокинул содержимое в себя.

– В погонах – сержанты всякие, только ефрейторов нет у них, – ответил он и засмеялся. – Представь: мент, да еще и ефрейтор! Опричники!

Дядя Леша потряс куда-то в сторону помойки кулаком. Коты озадаченно начали переглядываться.

Больше ничего вразумительного Ромуальду добиться не удалось. Он ушел, оставив собеседнику бутылку с остатками портвейна и стакан. Но и от того, что он узнал, ему сделалось нехорошо. Менты вот так походя, на виду у всего города среди белого дня забивают насмерть человека. Без смысла и необходимости. Будто в кино про итальянскую мафию. Не верилось в это, хоть тресни.

Это самое недоверие и привело Ромуальда к двухэтажному деревянному зданию милиции. Он остановился на тротуаре перед въездом и задумался. Мысли были простые: что дальше? Наверно, так бы и ушел восвояси, ничего не придумав, но его нерешительность в столь неподходящем для этого месте принесла плоды.

– Чего надо, парень? – раздался внезапно голос откуда-то сбоку.

Ромуальд вздрогнул от неожиданности и обернулся. Теперь он вздрогнул во второй раз. Высокий, круглоголовый субъект в турецкой джинсовой куртке внимательно смотрел прямо в его глаза. Выражение неприятного прыщавого лица было просто зверским. Так же когда-то смотрел на него начальник радиостанции с «вермишели». Ну, а глаза, скорее, они подходили для какого-нибудь хищника, выбирающего место на шее потенциальной жертвы, чтобы вцепиться.

– Да нет, ничего, – излишне торопливо ответил Ромуальд.

– Ну-ка, зайди со мной в помещение, – не попросил, а приказал страшный человек.

Видя, что Ромуальд колеблется, добавил:

– Мне что – наряд вызвать?

Внутри было плохо: наглые мужики в мышиного цвета форме ходили туда-сюда, на ходу обмениваясь жуткими словами. «Закрыть, обыскать, труп, привлечь», – от этих слов закружилась голова.

– Пробей-ка этого по базе, – приказал дежурному прыщавый.

– Не надо меня бить, – сказал Ромуальд.

– Шутник, – кивнул на него страшный человек и вдруг без подготовки перешел на визгливый крик. – Сесть, падаль!

Из дежурки на крик высунулся еще один человек.

– О, – сказал он. – Я этого пацана знаю. Он в нашей школе учился. Карасиков, кажется. Что он натворил?

– У входа стоял, – ответил прыщавый.

– И все?

– Чего – мало?

– Что стоял-то, Карасиков? – обратился к Ромуальду былой одношкольник.

– У меня отца убили, вот я и решил зайти, узнать, – внезапно ответил он.

– Ого! Серьезно, – сказал некогда смутно знакомый старшеклассник. – Я с ним переговорю.

Прыщавый махнул рукой и вышел на улицу. Ромуальд решил больше ничего не говорить, лишь бы отпустили его домой. Уже начало смеркаться, здесь было тоскливо и как-то душно: дышалось с трудом.