Кайкки лоппи

Море здесь было более-менее чистое, не то, что в Индии, Китае, Пакистане, Афганистане или Шри-Ланке, где вонь и отбросы. В Афгане вообще даже моря нет. Под бортом судна плавают в три видимых слоя рыбы. На поверхности миллион мальков, чуть пониже покрупнее, но ее меньше, и еще ниже величиной с локоть, ее совсем немного. Водяная толща искажает объекты в сторону увеличения. Та, что кажется размером с локоть иногда всплывает и, блеснув на солнце чешуей, хватает рыбешку со среднего слоя. Остальные продолжают спокойно шевелить плавниками, не дергаясь и не пытаясь скрыться. В свою очередь те, что средние, из которых только что кого-то схавали, поднимаются к поверхности и, растопырив в стороны жабры, лениво вдыхают воду вместе с мальками. Мальки трепыхаются, но охотно играют роль завтрака, обеда или ужина. Наверно, местная фауна тоже живет по законам, установленным когда-то более тридцати лет назад красными кхмерами. Полное непротивление злу насилием. Приедут два маньяка с автоматами в деревню, у каждого красная ленточка на лбу. Выведут жителей из домов, разложат в ряд вдоль канавы, чтоб все лежали плечом к плечу, головой к кювету, и примутся за революционный суд. Один в сторонке покуривает, другой подобранной же в деревне мотыгой проламывает поочередно черепа крестьянам, не считаясь с полом и возрастом. Крестьяне лежат, прислушиваясь, не веря особо в происходящее. Маньяки потом – прыг в машину и на отчет к командиру: уничтожено столько-то голов партизанствующего элемента, можно ли в увольнение сходить, снять напряжение? Только что-то много в те времена там собралось подобных садистов – чуть ли не полстраны уничтожили. Бедная Камбоджа!

Джон сдавал шлам здесь раза три. Человек, что принимал его, покупатель нефтесодержащего дерьма, так сказать, всегда был один и тот же. Монополист, можно сказать. Возрастом был неопределенным: может тридцать, а может – пятьдесят два с половиной. Маленький, полукитаец, полумалаец – истинный камбоджиец, торговался за цену шлама с неутомимостью азербайджанского рыночника. Мог вполне сносно объясняться на английском и не был, несмотря на всю свою хитрость, противным. Джон, случалось, беседовал с ним, наблюдая между делом, как с судна вытекает по шлангу черная зловонная жижа.

– Много у вас российской техники ездит, – кивал он в сторону грузовиков с контейнерами, ожидающих свою очередь для выгрузки. – Камазы, Колхиды, даже ЗИЛы – зухеры.

– Советской техники, – поправлял камбоджиец, представившийся почему-то Паком. – Россия нам ничего не поставляет, только туристов. Богатых туристов.

– Что, тяжело было при Пол Поте и Янк Сари?

Пак с интересом взглянул на Джона:

– А ты их помнишь?

– Конечно, помню по «Пионэрской правде». Газета в СССР тогда такая выходила. Для юных школьников – пионэров. Там очень жалели весь кампучийский народ.

– Точно, Кампучия. Так нашу страну стали называть после того, как выгнали принца Сиханука. Кто же знал, что этот француз у себя на Родине устроит такой террор? Эти красные кхмеры – кошмар, – сказал Пак.

– Почему – француз? – удивился Джон.

– Так Пол Пот ведь университет в Лувре закончил!

– Может быть, в Сорбонне? Лувр, сдается мне, музей, там Джоконда висит, – предложил стармех.

Пак пожал плечами: все в этом мире случается.

Действительно, Пол Пот закончил университет во Франции, был блестяще образован. Наверно, тоже был когда-то душкой и надеждой свободной Кампучии, а также большим другом Советского Союза. Бывает. Даже чудовищный Калигула когда-то являл себя добрейшим юношей и любимцем римской армии и народа. Чего-то не сложилось. Спутница государевых мужей, «вседозволенность», через некоторое время запустила в мозгу программу на уничтожение. Тут-то масть и повалила. Привет тебе, московский милиционер Евсюков, и омский твой товарищ, и многие другие, чьи имена не обрели огласку.

– Ну а все-таки, тебе-то тяжело жилось тогда? – поинтересовался Джон, для которого встреча с человеком, современником тех событий, была действительно интересна.

– Тяжело, – согласился Пак, помолчал немного, а потом добавил. – Много работать на китайцев пришлось. Молодой был, ничего не умел.

Снова помолчали, только черная жижа слабо булькала, перетекая в цистерну камбоджийца.

– Постой! – наконец удивился Джон. – Чего, здесь еще и китайцы похозяйничали?

– Почему здесь? – тоже удивился Пак. – В Гонконге. Мы туда уехали.

– Давно?

– Давно, – он еле заметно махнул рукой. – Сразу же после попытки похищения принца Сиханука, второго января 1979 года.

Джон прикинул, что все самое страшное в этой стране он мог и пропустить. Повезло!

– А что же ты сюда снова вернулся?

– Так там опять коммунисты у власти, – ответил камбоджиец. – Дома теперь лучше.

На пляж бегали по очереди: раз Синий, раз Джон. В один день обоим посетить песок, солнце, воду и пиво не получалось.

Если Синий за свою краткую отлучку с борта успевал в припляжном баре нагрузиться алкоголем, как финн в Ленинграде в 1985 году после выхода из туристического автобуса у «Советов», то Джон больше налегал на возможность культурного отдыха от суровой пароходной жизни.