Кайкки лоппи

– Верно, – согласился стармех, и пятнисто-серый ударил.

Теперь он целился в голову, как и предполагал дед. Но четкость и скорость удара была запредельной для реакции сугубо гражданского человека. Единственное, что сумел сделать Джон – это наклонить голову так, что набитый в бесконечных тренировках кулак – помойное ведро врезался точно в середину лба.

Это было громко, внутри черепа словно хлопушка разорвалась. На ногах тоже, оказывается, устоять не удалось. Перед глазами пошли радужные круги, и это, по идее, должно было несколько развеселить картину, но в них, в эти разноцветные кольца, вписалась отвратительная рожа бойца специального назначения, чье имя так и осталось загадкой.

– Теперь тебе – конец, – сказала она, и почему-то верилось, что это были не пустые слова. – Допустимая жертва среди мирного населения.

Джон лежал в позе креста, раскинув руки, у самой решетки, что некогда запирала проход наверх, в рубку. В правую ладонь удобно легла рукоять маленького заостренного с обеих сторон молотка, похожего одновременно и на альпеншток, и на миниатюрную кирку. Палубные урки всегда использовали такой инструмент, чтобы отбивать с палубы или переборок старую краску и ржавчину. Теперь же она валялась, никому не нужная, оставленная в суматохе бандитского нападения.

Стармех не пытался думать, анализировать ситуацию, он видел разноцветные кольца перед собой и мерзкую харю, только что изрекшую приговор и целую тираду оскорбительно матерных слов.

– Сзади, – сказал Джон. И одновременно с этим ударил настолько сильно, насколько мог рукой с зажатым в ней молотком.

Спецназовец, где-то в глубине своего сознания помнивший недавнюю схватку с неграми, на долю секунды отвлекся от лежащего перед ним человека, но, увидев движение того, отпрянул назад и сел к фальшборту, опершись о него широкой спиной.

Джон осторожно приподнялся и посмотрел на своего противника. Выражение глаз у бойца изменилось. Больше в них не угадывалась ни злость, ни жажда халявной наживы. Только загадочная задумчивость. К тому же глаза были в куче, то есть, попросту говоря, зрачки скатились к переносице. С таким жестоким косоглазием в армии, тем более, во флоте, служить достаточно сложно.

Гадать, что же вызвало такую сказочную перемену в облике супермена, не было времени. Может быть, совесть взыграла, может быть, обострение хронической болезни Дауна, а, может быть, тот матросский молоток, что теперь торчал в черепе, крепко припечатав к волосам легкую шапочку. Джон схватил обеими руками за валяющуюся рядом одинокую балясину от веревочной лестницы и, что есть силы, приложился ей по спецназовцу. То ли у него тоже случилось некое косоглазие, то ли прицел несколько сбился радужными кругами, то ли судьба у его врага была такой, но попал он в точности по торчащему кверху рогу пресловутого альпенштока. Словом, вбил молоток по самое перекрестье с рукоятью, сантиметров на пять внутрь черепной коробки.

Однако у спецназовца, видимо, все важные функции организма координировал мозжечок, а до него добраться было уже несколько сложнее даже таким специалистам, как старший механик судна «Кайен». Воин, словно разбуженный этим ударом, начал медленно подниматься на ноги. Если бы он просто убежал, было бы не страшно. Но косой боец потянулся за своим автоматом странной конструкции, нимало не смущаясь торчащему посреди макушки молотку. А уж стрелять из своего табельного оружия он мог даже с закрытыми глазами.

Единственное, что успел сделать Джон, прежде чем этот Терминатор начал подыматься – это забрать из его нагрудного кармана свой телефон. Дальше оставалось только бежать, куда глаза глядят. А глядели они только в сгущающуюся темноту тропической ночи, где легко покачивался еще один привязанный к «Кайену» катер сомалийцев.

Пару секунд пометавшись, словно загнанный в кладовке с колбасой посторонний кот, стармех ничего умнее не придумал, как сиганул за борт. Вдоль всего подводного борта судна шло, оказывается, довольно сильное течение. Если бы дед не успел зацепиться за бандитскую лодку, кое-как вклинившись в щель между бортом судна и катером, его бы просто унесло в вечность. Поплавал бы, конечно, для порядка в ночном океане, ну а потом непременно бы покинул этот мир. Если бы сердце не остановилось от страха, то коварная гиподинамия все равно схватила бы своей когтистой лапой и утащила на дно. Воду даже такой температуры – плюс 28 – организм не сможет выдерживать сколь угодно долго. Но от переохлаждения в тропиках умирают не так часто. Одна мысль, что под ногами бездна, а вокруг сокрыты невидимые миллион тварей – получите отказ сердца, или отказ разума. В старину даже если вытаскивали случайным образом одиноких жертв кораблекрушения, привязанных к сломанным мачтам или каким-нибудь бочонкам, то те, как правило, были либо уже мертвы, либо полностью лишены рассудка.