Каин и Авель

На следующий день Уильям уехал в Нью-Йорк на встречу с Чарльзом Лестером. Узнав новости, тот заметно постарел и осунулся.

– Спасибо, Уильям, что лично приехали, чтобы рассказать мне обо всём. Я почувствовал, что с Мэттью что-то не так, когда он перестал приезжать ко мне, а ведь раньше навещал каждый месяц. Я буду приезжать на выходные и попытаюсь не показывать, что ваша новость была для меня сильным ударом. Боже, чем же он заслужил такое? Когда умерла жена, я делал всё ради Мэттью, а теперь мне некому оставить мой бизнес. Сьюзен совершенно не интересуется банковским делом.

– Приезжайте в Бостон, когда вам захочется. Вы всегда найдёте у нас тёплый приём.

– Спасибо, Уильям, за всё, что вы делаете для Мэттью. Жаль, что ваш отец не дожил до этого дня. Он бы увидел, насколько его сын достоин носить имя Каинов. Если бы я только мог поменяться с Мэттью местами, чтобы он жил…

– Мне пора возвращаться к нему, сэр.

– Да, конечно. Скажите ему, что я стойко перенёс известие. Не говорите ему больше ничего.

– Да, сэр.

В тот же вечер Уильям уехал назад в Бостон. Дома он увидел, что Мэттью остался с Кэтрин и, сидя на веранде, читал последний американский бестселлер «Унесённые ветром». Когда Уильям вошёл через зеркальную дверь, Мэттью поднял на него глаза.

– Ну и как старик отнёсся к новости?

– Он плакал, – сказал Уильям.

– Председатель банка «Лестер» плакал? – удивился Мэттью. – Проследи, чтобы об этом не узнали акционеры.

Мэттью перестал пить и до самых последних дней все силы отдавал работе, так что Уильяму даже приходилось сдерживать его. Мэттью был впереди всех и дразнил Уильяма, если тот не успевал разделаться со своей почтой до конца дня. Вечерами перед ужином Мэттью играл с Уильямом в теннис или соревновался с ним в гребле на вёслах.

– Вот когда я не смогу победить тебя, тогда и умру, – смеялся он.

Мэттью отказался ложиться в больницу, предпочитая оставаться в Красном доме. Недели шли неспешно, но для Уильяма они летели: каждое утро он просыпался с мыслью – а жив ли ещё Мэттью.

Мэттью умер в четверг, не дочитав сорока страниц до конца «Унесённых ветром».

Похороны состоялись в Нью-Йорке; Кэтрин и Уильям находились рядом с Чарльзом Лестером. За шесть месяцев он превратился в старика, и, стоя у могилы жены и единственного сына, сказал Уильяму, что не видит больше цели в жизни. Уильям ничего не ответил, ведь слова не могли помочь горю отца. На следующий день Кэтрин и Уильям вернулись в Бостон. Красный дом казался пустым без Мэттью. Последние несколько месяцев были одновременно и самым счастливым, и самым несчастным периодом в жизни Уильяма. Смерть сблизила его и с Мэттью, и с Кэтрин так сильно, как никогда не смогла бы нормальная жизнь.

Когда Уильям вновь приступил к работе, он вдруг обнаружил, что ему трудно вернуться в прежнюю колею. Он часто вставал со своего места и по привычке шёл в кабинет Мэттью, чтобы получить совет, выслушать шутку или просто убедиться в том, что его друг на месте, но его там не было. Прошли долгие недели, прежде чем Уильям избавился от этой привычки.

Тони Симмонс проявлял понимание, но толку в этом было мало. Уильям потерял всякий интерес к банковскому делу и даже к банку «Каин и Кэббот». Он всегда считал само собой разумеющимся, что он и Мэттью будут расти вместе и разделят общую судьбу. Никто не упрекал его, что он перестал соответствовать собственным высоким требованиям к работе. Зато Кэтрин стала беспокоиться, что он долгие часы проводит в одиноком раздумье.

Но однажды утром она проснулась и увидела, что Уильям сидит на кровати и смотрит на неё.

– Что-то не так, дорогой?

– Нет, я просто гляжу на мой самый дорогой актив и надеюсь, что заслуживаю его.

22

К концу 1932 года Америка всё ещё находилась в тисках депрессии, и Авель начал испытывать лёгкую тревогу относительно будущего группы «Барон». За последние два года исчезли две тысячи банков, и каждую неделю закрывались всё новые. Без работы оставались ещё девять миллионов человек, хотя это и давало Авелю возможность обеспечить высокопрофессиональный персонал для своих отелей. И всё-таки группа «Барон» за год потеряла семьдесят две тысячи долларов, хотя он предполагал не допустить убытков. Он уже задумывался над тем, хватит ли у его кредитора денег и терпения, чтобы дождаться, когда он повернёт течение дел.

Во время успешной кампании Антона Чермака на пост мэра Чикаго Авель начал активно интересоваться политикой. Чермак уговорил Авеля вступить в Демократическую партию, которая развернула бурную кампанию против «Сухого закона». Авель всей душой выступил на стороне Чермака, поскольку «Сухой закон» серьёзно вредил гостиничному бизнесу. Да и происхождение Чермака – он был иммигрантом из Чехословакии, – послужило сближению двух мужчин. Авель обрадовался, когда его избрали делегатом на съезд Демократической партии, который в том году проходил в Чикаго. В ходе съезда Чермак заставил весь набитый битком зал вскочить на ноги своей речью, в которой были такие слова:

– Меня не было на «Мэйфлауэре». Это правда, но я приехал сразу же, как только смог.