Каин и Авель

После завтрака им раздали наряды на работу. Владека назначили на лесоповал. По безжизненной степи его отвели за полтора десятка километров в лес, где приказали рубить определённое количество деревьев в день. Затем охранник ушёл, предоставив Владека и его группу из шести человек самим себе с сухим пайком из кукурузной каши и хлеба. Охранник не боялся попыток к бегству: до ближайшего жилья было не менее полутора тысяч километров, да и то только в том случае, если знаешь, в какую сторону идти.

В конце каждого дня охранник возвращался и пересчитывал количество поваленных брёвен, – он сказал заключённым, что они лишатся еды на следующий день, если не спилят сколько положено. Однако когда в семь часов он вернулся, чтобы забрать горе-дровосеков, было слишком темно, и он не мог точно подсчитать, сколько брёвен было заготовлено. Владек научил остальных в своей группе очищать от снега брёвна, заготовленные в предыдущие дни, и подкладывать их к тем, что были повалены в этот день. Этот план сработал, и группа Владека никогда не оставалась без еды. Иногда им удавалось пронести в лагерь дополнительное топливо – поленья, привязывая их под одеждой к ноге. Такая операция требовала осторожности, так как по крайней мере одного из них обыскивали перед выходом из лагеря и входом в него, причём иногда заставляли снимать обувь и стоять в обжигающем снегу босиком. Если бы их поймали, то это означало бы три дня без еды.

Однажды вечером, когда Владек тащил брёвна по снежной пустыне, его нога разболелась сильнее обычного. Он взглянул на шрам, оставленный смоленским бандитом, и заметил, что он воспалился. В тот же вечер он показал рану охраннику, и тот приказал ему перед рассветом обратиться к лагерному фельдшеру. Всю ночь Владек просидел, вытянув ногу к печи, но она давала так мало тепла, что боль не проходила.

На следующее утро Владек проснулся на час раньше. Если не зайти к врачу до начала работы, то шанс увидеть его снова появится только на следующий день. А Владек не смог бы прожить ещё день с такой сильной болью. Он зашёл к доктору и доложил своё имя и номер. Пётр Дубов оказался добродушным стариком с лысой головой и очень заметной сутулостью. Владеку показалось, что он выглядит ещё старше, чем барон. Дубов осмотрел ногу и, не сказав ни слова, положил на рану мазь.

– Всё в порядке, доктор? – спросил его Владек.

– Ты говоришь по-русски?

– Да.

– Тебе придётся всю жизнь хромать, молодой человек, но нога скоро придёт в норму. Только для чего? Чтобы всю жизнь таскать лес?

– Нет, доктор, я намереваюсь бежать и вернуться в Польшу.

Пётр Дубов посмотрел ему в глаза.

– Тише, тише, глупец. Ты должен понять, что побег невозможен. Назад отсюда пути нет, ещё ни один не выжил, убежав. Даже разговор о побеге означает десять суток карцера. Там еду дают раз в три дня, а печку топить разрешают только для того, чтобы растопить лёд на стенах. Если вернёшься оттуда живым, можешь считать, что тебе повезло.

– Я убегу, убегу, убегу, – сказал Владек, глядя на старика.

Доктор поглядел в глаза Владеку и улыбнулся.

– Друг мой, никогда больше не упоминай о побеге, а то они убьют тебя. Отправляйся на работу, упражняй ногу и каждое утро начинай с визита ко мне.

Владек вернулся на лесоповал, но обнаружил, что не может таскать брёвна дальше, чем на пару метров, а боль в ноге стала такой сильной, что ему показалось, что она отваливается. Когда на следующее утро он зашёл к доктору, тот осмотрел ногу более внимательно.

– Чёрт, стало хуже! – воскликнул он. – Сколько тебе лет, мальчик?

– Я думаю, что мне тринадцать, – сказал Владек. – А какой сейчас год?

– Тысяча девятьсот девятнадцатый, – ответил доктор.

– Да, тринадцать. А вам сколько лет? – спросил Владек.

Старик взглянул в голубые глаза юноши, удивлённый вопросом.

– Тридцать восемь, – тихо ответил он.

– О боже! – воскликнул Владек.

– Ты тоже будешь так выглядеть, когда, как я, при трёх режимах проведёшь на каторге пятнадцать лет, мой мальчик, – сказал фельдшер Дубов безучастным голосом.

– Нельзя отчаиваться и терять надежду, доктор.

– Надежду? Я уже давно потерял всякую надежду для себя, может быть, я сохраню надежду для тебя, только навсегда запомни: никому не заикайся об этой надежде, здесь много заключённых, зарабатывающих длинными языками, хотя в качестве награды они не могут рассчитывать на что-то большее, чем дополнительный кусок хлеба или одеяло. А теперь, Владек, я на месяц отправлю тебя дежурить на кухню, и ты будешь появляться у меня каждое утро. Это – единственный шанс сохранить твою ногу; мне не доставит никакого удовольствия отрезать её. У нас здесь нет современных хирургических инструментов, – сказал он, показывая на огромный разделочный нож и страшную пилу.

Владек вздрогнул.