Каина

Объятия, поцелуи, сладкие, томительные. Чудесные прикосновения любимых рук. Как нежно, как горячо ласкает ее падре! И вдруг Мирейю будто разбудили: что же она делает, пропащая душа, сосуд греха, исчадье ада? Ведь она соблазняет падре и лишает всю деревню благодати! Мирейя убежала к себе и горько заплакала, а Галавис стоял в дверях и смотрел с недоумением и досадой, как она плачет, лежа на своей широченной кровати. И потом сообразил, в чем дело, и принялся ее утешать. Он принес ей чаю, гладил по голове, как маленькую. Но Мирейя была безутешна.

— Не дотрагивайтесь до меня, падре. Я во всем виновата. Я хочу быть одна, иначе мне лучше умереть.

— Погоди, Мирейя, погоди, давай поговорим.

— Не надо, я не заслуживаю ни ваших слов, ни вашего уважения. У нас в поселке уже был такой случай, у нас был священник, все были им очень довольны, но он променял свой обет на женщину И после этого не мог больше служить. Селение осиротело. Я не хочу причинить горе вам и нашему поселку, — плакала Мирейя.

— Ты чудесная женщина, Мирейя. Я восхищаюсь тобой. Бог послал тебе испытание, и ты достойно выдержала его. Тебя искушали, но ты устояла. Как же мне не уважать тебя? Ты необыкновенная и глубоко достойная женщина, Мирейя!.. Я ведь тоже виноват, но ты спасла и себя и меня. Бог восхищается тобой!

Кто еще так говорил с Мирейей? Кто оценил ее душу, а не бренное тело? Мирейя смотрела на падре с молитвенным благоговением и чувствовала, что елей его слов уврачевал саднящие раны ее истерзанного сердца... Свет сиял в глазах и в душе Мирейи.

А черные глаза Маниньи загорелись темным пламенем. Она дозвалась, она получила помощь. Вновь шла она по пустынной улице, вновь беспрепятственно вошла в дом Каталины Миранды и вновь стояла над ней, спящей. Но на этот раз за ней следовал призрак, она чувствовала дыхание своего учителя за своей спиной. В открытое окно врывался болотный туман, а может, клубы адского дыма. Манинья водила руками над распростертой беззащитной Каталиной, — душа должна собраться в одно место, а потом, потом... Каталина застонала во сне, но Манинья знала: на этот раз все будет так, как пожелает она, и Манинья опять водила руками над грудью и шеей

Каталины, и та опять застонала, тогда Манинья подставила к полуоткрытому рту Каталины тапару — небольшой сосуд, то ли высушенную добела тыкву, то ли слепленный из светлой глины кувшинчик. А потом крепко закрыла его пробкой и ушла с душой Каталины Миранды...

На улице царила кромешная тьма, но Рикардо все же заметил Такупая, верно, благодаря его белой рубахе.

— Индеец, где твоя госпожа? — спросил он.

— Где Каталина Миранда, там и моя госпожа, — тихо ответил индеец. — Слишком поздно. Наверное, уже нельзя поправить то, что свершилось. Наверное, госпожа моя уже сделала то, что хотела сделать.

Дальше Рикардо не слушал. Он слишком хорошо знал Манинью, чтобы пренебречь словами индейца. Торопливым неслышным шагом вошел он в дом и проскользнул в комнату Каталины.

Каталина спала — простыня отброшена в сторону, на загорелом теле только трусики

и лифчик. Она была красива, она была соблазнительна, юная Каталина Миранда. Но Рикардо слушал только ее дыхание, и страх, смешанный с тревогой, что сжимали ему сердце, на миг отпустили. Все дышало покоем в полутемной девичьей комнате, однако Рикардо слишком долго жил в сельве, чтобы довериться темному обманчивому покою ночи. Он уселся на стоящее в углу кресло, — он сторожил покой Каталины этой ночью.

В сельве случалось многое — страшное, необъяснимое. Рикардо видел много внезапных смертей.

Чем они были вызваны? Колдовством? Ядом? Не выдержавшими напряжения страха нервами? Кто мог ответить?..

Каталина проснулась внезапно, будто кто-то разбудил ее. Проснулась, почувствовав — она не одна. Села на кровати, обвела взглядом комнату и увидела Рикардо. Смутный страх сменился негодованием. Как он смеет? За кого себя принимает? Что он о себе возомнил, этот грубый мужлан?! Каталина возмущенно упрекала Рикардо. Он слушал ее чуть ли не с улыбкой, только подливая масла в огонь своей невозмутимостью. Каталина бушевала, но волны ее гнева разбивались, как о скалу, о неколебимое спокойствие Рикардо. Что ему до ее гнева? Это просто гнев маленькой глупой девочки. Она жива, и это самое главное.

— Я пришел, чтобы узнать, все ли у тебя в порядке, — наконец сказал он.

— Придумал бы что-нибудь поумнее! Что за глупость! Я прекрасно знаю, зачем ты пришел! Ты что, надеялся, что я встречу тебя с распростертыми объятиями? Да как ты посмел? Как посмел? Одной этой мысли я тебе никогда не прощу! Ты же варвар! Дикарь! Мужлан!

Рикардо закурил, чем окончательно вывел Каталину из себя.

— Ты что, не собираешься уходить? — спросила она негодующе.

— Мне показалось, что ты получаешь огромное удовольствие, ругая меня. Зачем же мне лишать тебя этого удовольствия?

От такой наглости Каталина просто онемела. Этот врун и наглец сидит здесь уже черт знает сколько времени — вон сколько пепла от сигар! — и делает вид, будто так и надо!

— Уходи! С чем бы ты ни пришел, ты пришел напрасно!