Кайнок. Повесть

- Представь, нет. Секретарь ходатайствовал, просил внимательней разобраться. Якитов, говорят, плакал от радости. Сказал как-то здорово. Вроде - побыл я в волчьей шкуре, поглядел со стороны на землю родную, вот она - твоя и не твоя, потому что с тем земля родство хранит, кто до конца дней ни на грамм не растрачивает своей сыновней преданности. Хорошо сказал. Чуть суд не прослезил… С первой группой призвали его вторично. Поехал веселый, молодой. Обещал писать письма.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Следственный отдел управления утвердил срок ликвидации банды - двадцатого ноября. Эту облегчающую весть привез нарочный на черной «эмке». В опечатанном пакете, кроме того, оказалось с десяток фотографий.

Это, конечно, были не сами фотографии, а копии, и не совсем удачные в большинстве случаев: бледные, точно из тумана, плоские лица были невыразительны, пожалуй, чересчур общи, потому что тени сливались с полутенями, а они - с волосами, усами, бородами. Мелкие приметы совсем не просматривались.

«Черта тут узнаешь! - подумал Пирогов. - Только голову заморочишь себе и людям».

Шестеро из одиннадцати были пересняты с очень старых фотографий (погоны, аксельбанты!). Гадай, как выглядит этот молодой заносчивый человек теперь, спустя столько-то лет!

На обратных сторонах мелким почерком были написаны краткие справки о разыскиваемых. Кто же эти люди? Почему они не ладят с законом? Почему не принимают его?

«Кочуров, - прочел Корней Павлович, - 1897 года рождения. Осенью 1918 г. прибыл с группой высших деникинских офицеров в ставку Колчака для связи и координации действий фронтов. К Деникину не вернулся. Служил в военной комендатуре. Отличался крутым нравом. Был беспощаден с солдатами, сомневающимися в белом движении. Задержан в мае 1920 года. При конвоировании разоружил конвой, истребил и скрылся. В 1927 г. заочно проходил по «офицерской группе Гордиенко» в Омске. В 1929 г. арестован в Семипалатинске, но исчез, предположительно, вместе с конвоем. В 1933 г. пытался перейти через границу в Иран. В 1934 и 1935 годах дважды опознавался, но оба раза уходил. Монархист. Особо опасен. Владеет холодным и огнестрельным оружием».

Пирогов перевернул фотографию изображением к себе. Пухлый кудрявый юноша глядел ему в глаза.

«Ищи такого. Хоть бы примета какая… Почти миллион таких красавцев кормились у Колчака. Где этот миллион теперь? Чем дышит, чем занимается?»

Отложил Кочурова, взял следующего.

«Паскин Ф. М., 1894 года. Служащий Семипалатинского отделения Монголторга. В период белого переворота в Сибири служил наводчиком на ценности Центросоюза. Выдавал партийных и советских работников. Привел банду полковника Шишкина на разъезд, где находился отряд красных мадьяр (150 чел.). Ночью способствовал снятию часовых и тем - полному уничтожению красного отряда. С 1920 г. по 1922 г. состоял в различных белых бандах политических и уголовных окрасок. Жаден. Опасен. Был дважды опознан в 1927 и 1932 годах. Есть подозрение, что кружит близ тайника с награбленными ценностями».

«Что значит - кружит? Где? У Семипалатинска? По Сибири?»

У третьего глаза глубоко посажены. Надбровные дуги выдвинуты вперед козырьком. Потому не видно глаз. На их месте - будто непроницаемые черные очки.

Ищи эти очки!