И все же официальный Египет не делает всего, что нужно для поощрения интереса к исламскому искусству. Нельзя сказать, чтобы он не уважал искусство. Нет, это уважение, сейчас иногда даже чрезмерное. В чем именно дело, сказать трудно. Возможно, не хватает денег. У ОАР нет тех огромных средств, которые нужны для реставрации прекрасных зданий средневекового города. Существует и религиозная проблема. Сами египетские ученые очень осторожно подходят к религиозным табу, а большинство каирских исторических зданий — это религиозные памятники. Характерно, что религиозные учреждения ислама сами никогда не прилагали никаких усилий для охраны своих памятников. Только министерство по делам вакуфов (буквально: по делам недвижимого имущества религиозных учреждений) кое-где помогло реставрировать несколько мечетей.
По иронии судьбы единственный великий памятник средневекового города, за которым следят и ухаживают все последние восемьсот лет, это крепость, всегда служившая оплотом угнетателей Каира, — цитадель. Она возвышается на выступе горы Мукаттам, словно чужеземец, не желающий иметь никакого дела с городом. Таковой она и мыслилась ее строителями. Это был военный замок завоевателя Саладина, а после него укрепленный форт всех оккупантов, в том числе Наполеона, Мухаммеда Али и англичан. От первоначального здания осталось немного, и все позднейшие пристройки к цитадели — это образец архитектурного каннибализма. Цитадель потеряла военное значение в начале XIX века после того, как Мухаммед Али установил артиллерийскую батарею на Габаль Гиюши, выше крепости, и заставил ее турецкий гарнизон капитулировать. С тех пор все, кто правил Каиром, пользовались цитаделью только как казармами.
Большая и самая интересная часть цитадели сейчас закрыта для публики. Можно осмотреть только внешние стены, мечеть Мухаммеда Али, старый гарем, в двери которого в отчаянии стучались попавшие в западню мамлюки и просили у женщин убежища (сейчас здесь военный музей), и саладиновский колодец Иосифа глубиной в 280 футов (знаменитый колодец напоминает дыру, которую рыл герой Конан Дойла профессор Чэлленджер, старавшийся проникнуть через земную кору и дотронуться до ее внутренней оболочки, причем Земля кричала от боли).
Как сказано выше, за цитаделью следят и ухаживают, но мечети и дворцы на ее территории находятся в печальном состоянии. Подчищали, ремонтировали, надстраивали главным образом казармы, в которых власти постоянно нуждались. Цитадель, пожалуй, величайший памятник Каира, его главный ориентир, без которого не мыслится город. Словно альпийская вершина Маттергорн, цитадель горделива и одинока. Ею лучше всего любоваться с высокого холма Габаль Гиюши. Отсюда она похожа на замысловатый замок, построенный детьми из песка на пляже: одни только зубчатые стены и башни.
Цитадель живет сама по себе, в изоляции от повседневной суеты города; она не пользуется симпатией каирцев и даже внушает им некоторый страх. Зато она всегда влекла к себе иностранцев и оккупантов. Возможно, такое различие в отношении египтян и иностранцев к цитадели имеет эстетические объяснения. Иностранцы любуются красотой средневекового Каира как пришельцы и чужеземцы. А для египтян старый город — это родное гнездо, где проходит вся их жизнь, причем жизнь настолько тяжела, что им некогда оценить красоту города, его искусство, понять его историю. Каирцам трудно любоваться старыми улочками и переулками, так как история средневекового города постоянно напоминает им о былом угнетении и страданиях. Чтобы снова открыть и оценить средневековый Каир, египтянам надо самим стать прочно на ноги. Люди живут здесь словно на историческом острове сокровищ, который становится все меньше по мере того, как вокруг разрастается новый город, захватывающий поля, пустыни и даже холмы Мукаттама.
21. Новый город
В 1967 году Большой Каир напоминал Чикаго, каким его описал Теодор Драйзер. На окраинах города блоки высоких светло-серых домов, построенных из цемента Туры, открывали стеклянные лепестки окон лучам палящего солнца. На песчаных пустырях возникали новые поселки, появлялись первые трамваи. Линии метро сходились и перекрещивались в Гелиополисе, как на железнодорожном узле, а вдоль стен казармы Аббасии со стороны пустыни, в тени камедных деревьев, прокладывалась новая ветка железной дороги — от Каира к новому пригороду Насру, построенному между Аббасией и Гелиополисом. В будущем Наср займет весь район казарм Аббасии, а на востоке вторгнется в пределы пустыни.