Читаем Каир. Биография города полностью

Война никак не затронула Каир, если не считать бомбардировок его аэродромов. По ночам город был затемнен, полицейские в стальных шлемах охраняли банки, мосты и почтовые конторы и строили для себя укрытия из мешков с песком. Транспорт работал нормально, торговля и ночная жизнь продолжались, как всегда. На улицах проходили гневные демонстрации, а по ночам иногда двигались колонны танков и бронемашин, нарушая тишину грохотом и лязгом своих гусениц. Раза два в небе появлялся одинокий египетский МИГ. Никто не пострадал от рук населения, не было ни одной антиеврейской демонстрации, каирцы не тронули ни одной синагоги, и евреи, хотя и с некоторой опаской, занимались обычными делами.

И все же в городе произошли перемены. Только когда закончилась война, стало заметно то влияние, которое она оказала на египтян. «Как ни странно, — говорится в «Британской энциклопедии», — английские и французские подданные, проживавшие в Египте, не подверглись во время вторжения никаким преследованиям, но имущество и капиталы английских и французских бизнесменов были конфискованы, и обе страны потеряли былое господствующее положение в экономической, социальной и культурной жизни Египта… впервые в современной истории иностранец в Египте перестал быть привилегированным лицом».

Вот теперь начался настоящий «исход» иностранцев из Каира, но на этот раз египтяне разрешили европейцам вывозить по 40 египетских фунтов наличными деньгами и только то имущество, которое могло уместиться в шести чемоданах. Большинство европейцев покидало страну не потому, что население относилось к ним враждебно. Была более существенная причина: под влиянием суэцкого конфликта египтяне пришли к сознанию, что Египет должен превратиться в государство египтян, в котором нет места для привилегированного европейского меньшинства. К несчастью для многих европейцев, родившихся и выросших в Каире, им приходилось ныне ехать «домой» — в страну, которой они даже не знали. Многие каирские греки с греческими паспортами в глаза не видели Грецию и не имели ни малейшего желания увидеть ее. Греки составляли самую многочисленную иностранную общину города. Это были мелкие торговцы, лавочники, импортеры и экспортеры, торговцы хлопком и клерки, но в Греции и без них полно мелких лавочников и клерков. Поэтому сначала паковали чемоданы более зажиточные греки и киприоты, а бедные греки остались в Египте. Многих из них во время войны взяли в армию, и они сражались бок о бок с египтянами против англичан в Порт-Саиде. Были здесь и тысячи армян, бежавших от преследований турок после первой мировой войны, и европейских евреев, спасавшихся от нацистов. После суэцкого конфликта европейских евреев никто не принуждал покидать Египет, но большинство решило уехать, так как теперь почувствовало враждебность населения. Тысячи европейцев прибывали из Каира в Австралию, Францию, Италию, Грецию, Южную Америку, Советскую Армению, Соединенные Штаты и многие страны Европы. Но на каждого уезжавшего европейца приходился один, который решал остаться, все еще предпочитая всему миру город, где он родился и вырос. Многие местные европейцы сожалели, что не приняли египетское гражданство, когда это можно было сделать сравнительно легко.

С человеческой точки зрения этот «исход» европейцев был печальным и тягостным событием. С того дня как закончился суэцкий конфликт, европейцы только и говорили о своей неопределенной судьбе. День за днем оставшиеся в Каире иностранцы спрашивали друг друга: «Когда вы уезжаете? Куда?» В кафе, магазинах, в семьях, на работе — всюду обсуждалась одна и та же проблема, и каждый день исчезал или греческий счетовод, или итальянский клерк, или еврейская машинистка.

После 1956 года магазины, как правило, нанимали продавщицами египетских девушек; европейские парикмахеры стали египетскими парикмахерами; европейские рестораны — египетскими ресторанами. На улицах все реже попадались прохожие-европейцы, и уже можно было заметить, что в европейском районе появляется все больше бедных египтян в «галабиях» и крестьянок в черных «мелия». Они ничего не старались продать, они просто гуляли по улицам своего города. Сначала это были случайные представители малоимущих средних классов, приходившие сюда из старых районов по ту сторону Эзбекие, но к 1960 году они прочно поселились в западной части города.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука