Кайрос

Как только человек увольняется, он становится прокаженным. Она чувствовала себя втройне прокаженной: ее уволили, у нее шесть пальцев, и она еврейка.

«Никто ее не брал, а я взял! – бравировал отец на семейных торжествах. Мачеха тонко улыбалась. – Да, я взял еврейку в жены. Назло всем! Не помри она, в Израиль бы уехал. Жил бы сейчас как все нормальные люди. Только дура она – померла. Дочь на меня оставила. Такая же дура. Правильно мать говорила…».

Что же теперь делать? Из полученных при расчете денег она сможет оплатить квартиру. Хозяйка как раз завтра придет… Купить круп и хлеба…

А дальше?

Дальше придется искать работу.

Сара задумалась: а как ее ищут? Сюда она пришла после той истории, села на стул и с тех пор так и сидела, разве что стулья иногда менялись: вместо деревянных – компьютерные. Она так привыкла к этой работе, так срослась с ней, что перестала со временем замечать рутину будней, и даже редкие праздники воспринимались как само собой разумеющееся. В праздники спала до полудня, потом шла в гости к отцу и к мачехе. Больше не к кому. Привыкают же люди к скучной жизни? Вот и она привыкла и даже научилась находить в такой серой, расписанной на годы вперед, жизни свое удовольствие. А жизнь взяла, да и закончилась. И что теперь? Не умирать же!

В последний раз Сара спустилась на веселом оранжевом лифте. В последний раз прошла через турникет, приложив к нему оранжевый пропуск. Зеленый свет сменился красным. Обратного хода нет.

Из кафе упоительно пахло едой, и она вдруг поняла, как проголодалась. Обеды в кафе позволяла себе раз в месяц – вкусно, но очень дорого! А сейчас пожалела о своей бережливости. Больше не будет ни салатов, ни супов, ни мясных и рыбных закусок, и уж тем более великолепных десертов, которые здешний шеф-повар готовил великолепно.

Могу я поесть перед уходом?

Вопрос риторический.

Неуклюже толкнула дверь и, дрожа от нетерпения, направилась к стойке с салатами. Итальянский, Альпийский, Купеческий… Сырный супчик, пюре и свиная поджарка в густой подливке, морс, пирожное со сливками. Расплатившись, оглянулась – есть ли свободный столик. Поднос оказался тяжелым, а стакан с морсом так и норовил съехать. Местечко оказалось лишь одно – за столиком сидели Алиса Михайловна и смутно знакомый молодой человек.

Сердце испуганно ухнуло, когда поняла, что идет к ним. Не спрашивая разрешения, молча составила тарелки с подноса, подвинув посуду соседей, и уселась. Ассорти из салатов показалось необыкновенно вкусным. Лицо Алисы стало растерянным и злым, Саре это очень понравилось.

– Вас же уволили! – обеденное меню начальницы было диетическим.

– Уволили! – радостно сказала Сара, погрузив ложку в густой сырный суп. – По вашей милости, Алиса Михайловна, я теперь безработная и нищая. Скажите, а каково это? За пять минут решить судьбу человека? Пнуть на дно?! Не потому, что он заслужил, а просто так – по капризу.

Молодой человек перевел взгляд на Алису. Гладкий и холеный. Сара боялась таких – холеных и гладких. На то были свои причины. А этого она знала когда-то – в другой жизни. Только он ее, кажется, не узнал. И хорошо. Та Сара давно умерла.

– Так как, Алиса Михайловна?

Алиса приняла пас:

– Спрашиваете, каково это? Что ж… Видимо, первый урок, полученный от меня, вы запамятовали. Напомню. Что чувствуешь? Удовольствие. Это невероятно возбуждает. Власть вообще приятная штука, когда есть расходный материал.

– А как вы понимаете, что перед вами расходный материал?

– А что тут понимать? Это же видно, – улыбнулась. – Вот вы, к примеру, деточка, расходный материал. Быдло. В вас нет ничего особенного. Ничего того, чем бы вы были дороги миру. Значит, миру до вас нет никакого дела.

– В вас, значит, есть?

– Во мне есть. В моем сыне это есть, – коротко кивнула в сторону своего спутника. – Хотя бы по факту рождения. Мы – из высшей касты, вы – из низшей. И знаете, в чем еще отличие, деточка? Я о вас забуду через минуту, а вы будете помнить обо мне и ненавидеть всю жизнь.

Сара медленно облизала ложку и посмотрела в лицо бывшей начальнице. Вот в чем дело, оказывается! Высшая и низшая каста. Лучшее и худшее. Ну да, обычная теория в духе Достоевского.

Лет двенадцать назад, еще до той истории, она бы ответила. Припечатала бы смачным острым словом так, чтобы Алиса запомнила это слово на всю оставшуюся жизнь. Как же они чувствуют чужую слабость! Как присасываются, стремясь окончательно и бесповоротно уничтожить, не дают восстановить дыхание и пульс, сминают, топчут, бьют, размазывают. Только так они могут почувствовать свою силу – в унижении слабого.

Что ж, права бывшая начальница. Сара – никто. Все выжжено. Нет ничего, кроме сосущей пустоты и горечи под языком.

– Что же вы молчите, дорогая?

– Все так, Алиса Михайловна. Однако вы забыли, что у нас, у низшей касты, есть одно преимущество перед вами.

– И какое же?

– Нам нечего терять.

Скрещенье взглядов.

Первой не выдержала Алиса:

– Даник, нам пора!