Каирский синдром

Их целая группа — любителей Египта. Каждый год они катаются по одному и тому же маршруту, наслаждаются солнцем и общением. Под вой муэдзинов разливают «Егермайстер». И, одинокие в немецкой жизни, ощущают локоть друга в поездке по Египту.

Они здесь все знают наизусть: «Сейчас будет поворот на Каир», «Скоро будет старая мечеть», «А здесь должна быть стоянка верблюдов». Быть может, в душах отставных служителей закона происходит странная метаморфоза и пыльная, бедная земля дает им первозданную энергию, которой давно нет в немецких кнайпах и биргартенах?

Поездку организовал человек по имени Мохи эд-Дин аш-Шамс — семидесятилетний египтянин, давно живущий в Кельне и промышляющий турами на историческую родину. Для простоты немцы зовут его Шамс. Толстый, надменный и чрезвычайно неприятный тип. Когда я увидел его, все понял: на лбу, как у Садата, синела шишка, набитая многолетними молениями на ковре.

Биография его такова: в 60-е Шамс приехал в Германию на учебу, но учиться не стал. Женился на немке, завел детей и никогда не работал. Пользовался всеми благами немецкой социальной системы.

Поездки в Египет — его хобби. Он приезжает как барин, ему кланяются и даже целуют руки.

Шамс купил две квартиры в центре Каира и сдает их. Мало того, он — исламист. Живя в растленной Германии, как и миллионы других арабов в Европе, он отвратился от западной цивилизации и стал приверженцем фундаментального ислама.

Последние годы Шамс организует поездки в Египет. Он зарабатывает на этом, а также подкармливает родственников в Karnak Travel и заодно проверяет свои квартиры в центре Каира.

Он ходит в мечеть и, я почти уверен, подолгу беседует с муллами и богословами в кофейнях и на рынках. Естественно, все эти шамсы-исламисты и им сочувствующие комфортно чувствуют себя в Европе. Немцам и англичанам на них начхать, а им самим приятно ощущать собственную исключительность в мире гяуров.

ВСЕ ДЕЛО — В АНТРОПОЛОГИИ

Как я уже сказал, моя поездка оплачена. Да, у меня здесь есть свой, кровный интерес, есть ностальгия по Каиру. Но есть и дело. Я должен провести исследование.

Эту тему мне поручил Гюнтер К. — завкафедрой антропологии Мюнхенского университета. Мы познакомились в 90-е, когда я читал лекцию на тему социальных последствий распада СССР — о кризисе семейных институтов и личности в России.

Гюнтер сказал, что я как арабист могу провести для них полевое исследование. Условное название — «Исламизация общества и кризис нравов в современном Египте». Тема необычная, но ставшая актуальной в свете последних мировых событий. Тема, можно сказать, закрытая — ввиду ее щекотливости, что ли. У факультета есть гранты на эти цели, сказал Гюнтер, и мне оплатят поездку в Египет. Я также получу небольшой гонорар. После поездки я должен написать аналитический обзор и представить отчет о расходах.

Мы выпили с Гюнтером по кружке пива в Английском парке, он сказал:

— Да, это тема важная. Но ты же знаешь, что мы, немцы, погрязли в политкорректности. Мы — уже не мы. Можешь представить, что здесь, в Мюнхене, работал Шпенглер, творили Хаусхофер и Макс Вебер? Теперь же мы стали политкорректны до тошноты, мы так изменились после войны, мы просто боимся правды, боимся говорить, что люди — разные. А ты — русский эмигрант. Ты сможешь.

Он продолжил:

— Димитрий, ты историк, значит, кое-что понимаешь в антропологии. А ведь только антропологи и, может быть, историки могут объяснить современный мир. Никакие не политологи, не экономисты и не философы. Только те, кто знает место человека в его культурной и семейной среде, способны понять поведение людей, обществ, стран. Политики ни хрена не смыслят. Возьмем прогнозы Эмманюэля Тодда. Он понял неизбежность распада СССР как антрополог. Он увидел разложение семьи и человеческого социума. И тот же неминуемый конец он предсказал Соединенным Штатам.

Гюнтер сделал многозначительную паузу, крепко приложившись к кружке с пивом:

— Так вот — исследование арабо-мусульманской морали в области секса и брака — один из важных ключей для понимания так называемой исламской угрозы. А может, ее и нет? Но это надо выяснить, и выяснить предельно беспристрастно. В Париже ученые занимаются этим давно, там много пишут о скрытых механизмах цивилизаций. Из этих исследований становится ясно, что нынешний конфликт в мире — не политический, не религиозный, но антропологический. Вот, я прочту, что говорит об этом конфликте Эмманюэль Тодд: