Кайсе

— Баута! — крикнул священник странный хриплым голосом. — Вы опаздываете на мессу.

Священник сделал нетерпеливый жест рукой.

— Скорее! Скорее!

Обойдя священника, накинувшего капюшон, Николас по истертым каменным ступеням поднялся к входной двери и, перешагнув порог, очутился в промозглом чреве храма. За его спиной резко лязгнула дверь.

Воздух в помещении церкви был насыщен изобилием запахов: ладан, свечной воск, плесень, мраморная пыль, тлен и прах веков.

Священник, захлопнувший за ним дверь, как-то суетливо обогнал Николаса.

— Сюда, пожалуйста, — выдохнул он. — Следуйте за мной!

Николас ступил в полумрак. В мерцающем пламени тонких свечей виднелись сводчатые потолки, расписанные фресками стены, замысловатой работы мозаичные полы в византийском стиле и инкрустированные золотом иконы. Храм представлял собой настоящую сокровищницу драгоценных предметов культа и исторических реликвий. Между потолочными балками из обожженного дерева виднелись древние своды, украшенные мозаичными панно на библейские темы. Царивший в церкви аромат благовоний придавал атмосфере какой-то восточный колорит.

Где-то неподалеку послышались негромкие голоса, свидетельствовавшие о том, что вот-вот должна начаться торжественная литургия. Странно, подумал Николас, неужели литургию можно служить в такое позднее время.

— Это очень старая церковь, — прошептал священник, пока они спускались по каменному переходу. Его странный хрипловатый голос не давал никаких указаний ни на возраст, ни на пол. Лишенный всякой интонационной окраски, он, казалось, принадлежал бесконечности. — Некоторые считают, что это древнейший храм Венеции. Кое-какие особенности его архитектуры свидетельствуют о том, что когда-то здесь еще греки отправляли свои обряды.

Голоса мессы затихали, и теперь до них доносилось лишь отдаленное эхо.

— А что было до греков? Кто знает? — продолжал святой отец. — Может, скифы, а может, и финикийцы. А до них? Возможно, давно забытые даже самыми старыми венецианцами боги.

Николас был удивлен. Такая философия никак не вязалась с тем, что он когда-либо слышал от других служителей культа или читал в теологических исследованиях. Оа собрался уже расспросить этого человека о его своеобычных теориях, но как раз в этот момент они подошли к не очень глубокой, но поражавшей богатством отделки ниши.

— Schola cantorum [11], — прошептал священник с таким видом, как будто эти слова все объясняли Николасу.

В тот же момент он отступил в тень, в прихотливом танце пляшущую на стенах в неверном пламени свечей.

Николас вошел в каменную келью. Двинулся вдоль стен, ощупывая руками их неровную поверхность.

Несомненно, это помещение намного древнее, чем сам храм, подумал он. По крайней мере, та его часть, которая была выполнена византийскими мастерами.

А может быть, это действительно часть греческой постройки? Ядро, вокруг которого выросло все остальное. Подняв голову к потолку, Николас обратил внимание на то, что тот был разделен двумя необычными арками, сходящимися под прямым углом.

— Именно здесь и пел священный хор, — неожиданно раздался мелодичный голос. — Было это много веков назад.

Повернувшись, Николас увидел высокую женщину в светящейся в полумраке маске. Одета женщина была в черное одеяние, которое могло принадлежать либо священнику, либо, по крайней мере, простому монаху, — древняя церковная традиция скрывать под рясой не только одежду, но и формы тела. У нее был тот тип лица, который можно иногда встретить на античных камеях, кожа цветом напоминала песок североафриканских пустынь. Несмотря на то, что черты этого лица были далеки от совершенства или хотя бы простой симметрии, в них было нечто притягивающее, магнетическое.

— Schola cantorum, — произнесла она. — Секрет этой ниши заключается в том, что она придает более богатую окраску человеческому голосу. Тогда, в те далекие времена... здесь было основное святилище, здесь билось сердце храма.

— А теперь все вернулось на круги своя, — заметил Николас. — Как я понял, каждодневные литургии сейчас служат совсем в другом месте.

— Но менее святым оно от этого не стало, — ответила она.

Широкая улыбка скользнула по ее губам. Ее глубоко посаженные глаза сверкнули. Казалось, в них отразилось все внутреннее убранство храма со всеми его древними реликвиями:

— Я не назвала вам своего имени. Меня зовут Челеста.

— Мое же вам известно, если вы сумели распознать меня под маской.

Челеста рассмеялась; благодаря необычной акустике смех ее словно рассыпался по помещению.

— Да, я знаю, кто вы.

— А где же... — начал было Николас, но осекся по сигналу Челесты, приложившей длинный изящный указательный палец к губам.

— Пожалуйста... Не упоминайте его имени даже здесь, под этими сводами — святыми сводами.