Каисса

Но ничего не должно мешать сегодняшнему дню! Он выходной и солнечный – две характеристики, которые должны быть у каждого дня, чтобы жизнь человека была счастливой! Гражданин Петров-то вряд ли мучится кошмарами.

Матвей облачился в банный халат с супергероями, расчесал волосы с гелем и вышел на кухню. Пахло блинчиками, любимым лакомством. Мама всегда готовила Матвею блинчики на завтрак. Конечно, у Насти не так вкусно получалось, потому что она использовала безглютеновую муку для теста, добавляла две порции протеина, а сами блины поливала низкокалорийным топингом. Словно еда из ролика про фитнес – пресная и сухая, зато полезная.

Иногда Матвей ощущал себя, словно он попал в домик к Барби, сам при этом не будучи Кеном.

Просторная кухня, отделанная панелями из натурального дерева, с теплым полом и войском бытовой техники под командованием голосового помощника. Босоногая Настя в короткой фланелевой рубашке в клеточку. Рубашка подчеркивала шикарные ножки и маняще обнажала попу без трусиков, когда девушка тянулась к верхним полкам. На большой барной стойке из белого мрамора, служившей обеденным столом, стояла пол-литровая кружка с кофе в виде хэллоуинской тыквы, сланцевое блюдо с ровной стопкой блинов, склянка с антидепрессантами, маленькая керамическая сковородка с шакшукой на деревянной доске, стакан с гранатовым соком, черная ваза в форме головы Дарта Вейдера с чертовой дюжиной роз и лиловая ароматическая свеча. Матвей зажег свечу, и по кухне распространился приятный цветочный аромат.

Матвей и Настя сели на барные стулья друг напротив друга и принялись трапезничать. Настя задула свечу со словами: «Мы не в церкви, Карпов».

Он с аппетитом уплетал блины, измазанные кроваво-красным вишневым топингом так, что тарелка больше напоминала место преступления.

– Как твой вчерашний концерт? – спросил Матвей с набитым ртом.

– Неплохо! Весь день репетировали и настраивали оборудование. Ночью выступили. Ярославская публика встретила тепло. Наш басист Афанасий, правда, не попадал в ритм и лажал. Продюсер говорит, надо его заменять. И еще хочет название другое.

– Чем его не устраивает ваш «Гнойный понос Мефистофеля»?

– «Погост», Карпов, «погост»!

– Прости, кисуль.

Настя поджала губы и приступила к шакшуке.

– Ну а ты? Зачем к психотерапевту ходил? – спросила девушка.

– Да сны странные снились, тревога началась, хотя антидепрессанты принимаю по-прежнему, – ответил Матвей. – Может, это две ночи подряд без тебя сказались?

– И что твоя мумба-юмба тебе сказала?

– Меня ее босс принимал. А Тая – классная. Ты что, кисуль, ревнуешь?

– Тебя? Нет, Карпов, тебя у меня никто не уведет.

– Потому что я верен только тебе!

– Ну… да, именно поэтому. – Губы Насти раздвинулись в саркастической улыбке.

Матвей почувствовал странное покалывание по всему лицу.

– Нет, конечно, я не ревную, – продолжила она, – просто не понимаю, зачем зря тратить деньги на терапию. Я думаю, ты просто слишком впечатлительный. А еще у тебя слишком много свободного времени. Ни разу не видела, чтобы мой папа ходил к психотерапевту. А он военный и в горячих точках был.

– Кстати, об отцах: мне Макмэн дал задачки новые. На следующей неделе поеду на остров Бюро! Своими глазами увижу, как работает Каисса. Я так взволнован. Я первый представитель СМИ, который там побывает!

Настя составила пустую посуду в раковину и начала мыть, пробурчав: «Когда ты уже займешься посудомойкой?»

– А еще мне задали написать эссе про свободу, – добавил Матвей. – Я его размещу в своем блоге с произведениями.

– Произведения на бумаге издаются, а у тебя просто страшилки, – не оборачиваясь, бросила Настя. – Тебе нужно поговорить с Максимом Леонидовичем и начать издаваться. Денег будет побольше.

– Как ты думаешь, кисуль, что можно написать про свободу?

– Свобода – это панк-рок! – воскликнула Настя, показав козу. – Не быть такой, как все. Не плыть по течению. Не быть зомби. Не поддаваться рабству денег, которое следит за нами из лент успешных друзей или глазами улыбчивых семей с картинок в Интернете. Или подкрадывается в виде сорокачасовой рабочей недели. Пропаганда и реклама затуманивают нам мозги. Уметь отметать все это, отделять зерна от плевел – это и есть свобода! Вся моя музыка об этом!

Матвей провел языком по губам – они, кажется, припухли. На кухне явно стало душновато: приходилось делать глубокие вдохи. Щеки онемели.

– Как много всяких «не»… – произнес он.

– Ну ты знаешь, я же эта… как их…

– Анархо-индивидуалистка.

– Да! И я вообще за анархию и отсутствие догм. Я против политики и контроля. Не приемлю проявления расизма, сексизма, фобий. Свобода – она, прежде всего, индивидуальная свобода. Каждый должен сам выбирать, как ему жить. И чтобы ни окружение, ни родственники, ни тем более правительство не навязывали ему конструктов, изобретенных для того, чтобы продавать больше товаров и превращать людей в послушное и безмозглое стадо, которым легко управлять! Нонконформизм – наше все!

Настя яростно терла тарелку моющим средством.