Каисса

– Я и сам не научился. Тем более то, что ты предлагаешь, – это не смелость, а безрассудство. – Саныч начал загибать пальцы: – Начнем с того, что мы даже не доедем до Обители: у нас из-за катавасии с чипами даже транспорта нет. О! Начать даже раньше надо – нас вообще могут не выпустить отсюда! Еще: что мы вдвоем сделаем против вооруженных отморозков, которыми кишит община? И если мы попадем – а тебя, кстати, даже не пропустят на КПП из-за сбоев в чипе, – как мы найдем там внутри Клару?

– Саныч, ну это же просто религиозная община. Типа монастыря. А не Алькатрас!

– Карпову вообще там самое место. Ты же видел, что он творил в баре? Настоящее чудовище! Зачем такого спасать?

– Он может нас отправить в будущее через портал. Вы же сами предлагали.

– Платон, порталов не существует, – мягким и добрым голосом произнес Саныч. – Это все выдумка. Демоны – схоластический манифест, не более. Ты же ученый, тебе ли верить в такое?

Платон хмыкнул. Было ощущение, что теперь уже неопрятный «гость из будущего», с головными болями и безумными фантазиями, принимает его за поплывшего шизофреника. Поддерживает его рассуждения, но при этом отзеркаливает логику, осторожно переубеждает, говорит подчеркнуто медленно и дружелюбно.

Между тем Саныч продолжил смотреть в глаза и загибать пальцы.

– В-седьмых, допустим, в качестве бреда, что мы их все же спасем, – вкрадчиво говорил он, – пойдет ли с тобой Клара? Вдруг ей в Обители хорошо? И она там в безопасности. С чего ты вообще взял, что ей кто-то угрожает? А если пойдет – куда ей идти? Ее же в Германию депортируют сразу.

– Может быть, я с ней в Германию поеду? Может, стоит?

– Угомонись, Девонский. Ты же невыездной, у тебя секретка. Бюро тебя не выпустит. Если свяжешься с ней – с иностранной гражданкой, между прочим, – то тебя попрут с работы. При этом выезд из страны все равно останется запрещен.

– Скажите, Саныч, вы счастливый человек?

– При чем тут это?

– Вы – это я в будущем. И я не хочу такого будущего!

Саныч застыл, лицо его то бледнело, то краснело, буквально переливалось на глазах. Челюсть отвисла. Он ловил ртом воздух, как карпы в аквариуме супермаркета. Потом шмыгнул носом и отвернулся. «Не был бы ты молодым-неопытным мною, в морду бы получил», «Молоко на губах не обсохло», «Поживи с мое», «Яйца курицу не учат», «Неужели я был таким токсиком в молодости? Ясно, почему мне девки не давали», – то и дело доносилось тихое ворчание.

Обиделся.

Платон покраснел.

– Саныч… Саныч, извините. Я на нервах просто.

– Платон Александрович.

– Да хорош вам! Дуетесь тут… Мы должны вместе держаться. Я к тому это сказал, что вы же наверняка, как и я, всю жизнь работали в НИИ да проекты делали. Мне кажется, в вашей жизни не нашлось места приключениям. Прям настоящим! Может, стоит рискнуть? У меня… и у вас еще не все потеряно. Просто начнем, а там само сложится как-нибудь. Ну ведь никто не ждет, что мы туда приедем. А мы возьмем – и приедем!

– В мое время уже нет ни одной свежей и неожиданной идеи. Если идея стоящая – ее уже реализовали давно. А если нет, то она или нереализуема вообще, или, как говорил Преображенский у Булгакова, является «советом космического масштаба и космической же глупости»! И твоя «неожиданная» идея одновременно и глупа, и невыполнима.

– Полноте, Саныч… Платон Александрович. От вас такое слышать… Это не слова ученого! Мы должны идти и действовать, чтобы… изменить расклад.

– Я сказал – никуда мы не поедем. И тебя я тоже не пущу. Точка.

– Вы мне не отец!

В КПЗ они пробыли недолго, полчаса. Саныч уломал следователя Лаврова позвонить в Администрацию Бюро. После короткого разговора с кем-то высокопоставленным Эдуард Антонович открыл камеру и пригласил задержанных в свой кабинет. Сказал, что нужно просто написать объяснительные на имя главы Управления и они могут быть свободны.

– Вы что, полные тезки? – недоверчиво спросил Лавров, рассматривая написанные корявым почерком объяснительные, в которых говорилось, что оба Платона своевременно сигнализировали о проблемах с чипом лично Резнику, что с Карповым, Морозовым и Готтгебен ранее знакомы не были и никакие криминальные дела не обсуждали, что не принимали участия ни в драке в баре, ни в нападении на конвой.

– Ага! – хором сказали Платон с Санычем.

– Странно это все… – пробормотал следователь.

Дверь в его кабинет распахнулась. Вошел пожилой мужчина в накинутом на алую майку пиджаке, рваных джинсах и высоких белых кроссовках. В ухе у него торчала массивная металлическая гарнитура, в каждой руке он вращал по дорогущему телефону.

– Лавров, какого черта?! – поприветствовал старик следователя.

– Максим Леонидович? Что случилось? – Эдуард Антонович привстал с кресла. В глазах его читался ужас и непонимание.

– Эдик, вы опять щемите свободную прессу? Почему я узнаю, что моего заместителя, Матвея Карпова, объявили в розыск?