Вокруг звенящая тишина и в эти предпраздничные часы пустота этой квартиры и мое одиночество чувствуются особенно остро.
Стою посреди коридора с пакетами, как дурак, и не знаю, какие дальше телодвижения. Не то, чтобы я не представлял себе такой сценарий развития событий, но как-то не подумал, что буду делать, если Янка не окажется дома.
И вот сейчас передо мной два пути; поехать домой, напиться и лечь спать или отыскать Чайку и все-таки встретить нормально этот гребанный Новый год. Второй вариант как-то больше по душе, поэтому бросив пакеты на пол, прохожу в гостиную, включаю свет и застываю истуканом. Обвожу ошарашенным взглядом полную разруху, и становится жутко; оборванная мишура, болтающаяся кусками на стенах, рвет на ошметки, перевернутая елка переворачивает в душе все с ног на голову, скатерть на полу, заваленная осколками посуды, разбивает на осколки то ,что, наверное, зовут сердцем. А пустая бутылка шампанского рядом с разбитыми новогодними игрушками подобна удару под дых. Я еще непонимающим взглядом мечусь по разорванной в клочья надежде моей девочки и холодею от ужаса понимания. Сглатываю тяжело и словно наяву вижу, как она готовилась, как ждала, как мечтала. Прокручиваю в мыслях радостный голос ;«Гладышев, ты в Москве?», «..тебя услышала, и в голову ударило сразу», «не успеешь прилететь, и Москва будет встречать Новый год без такого красивого мужчинки». А потом, когда поняла, что я и не думал приезжать, обреченное, убитое; « Как хочешь.», «Ладно.. мне идти надо. Отлично погулять. Позвонишь, как надумаешь приехать. Счастливого Нового года!».
Сейчас весь телефонный разговор становится понятным. И хочется доломать тут все к чертям от досады, от чувства вины. Чуть ли не рычу от злости на самого себя, на свою тупость. Перед мысленным взором проносятся картинки ее истерики, агонии разочарования и дикой боли. И режет без ножа, посыпая солью по-живому, в груди словно костлявой, холодной рукой сжимает от сожаления и муки. Представляю, как она металась по этой комнате, захлебываясь слезами и задыхаюсь от невозможности отмотать время на час назад и сказать; « да, я приеду малыш. Хочу увидеть, как ты загоришься подобно новогодней елке от радости и превратишь эту ночь в лучший праздник в моей жизни.». В этот момент, как никогда понимаю, что значит поздно.
Всего за час можно перемолоть душу девочки, разорвать ее маленькое, доверчивое сердечко, уничтожить надежду, втоптать, похоронить грезы. А все из-за невнимательности. Какая она, порой, страшная штука.
Оглядываюсь, все еще не веря, что настолько обидел Янку, что она действительно меня так ждала. В голову лезут мысли, что я ей ничего не обещал и даже не намекал, но как-то сейчас это неважно. Меня просто корежит от вида этого яростного отчаянья, кричащего о том, с какой дикой болью она разрушала то, что с радостным предвкушением готовила. Наизнанку выворачивает от бессилия, от понимания, что вот здесь, всего час назад ее хрупкий, такой по-детски искренний мирок треснул и осыпался по моей вине. Потому что я просто не услышал, не увидел, не задумался. А ее меж тем с головой накрыл этот разрушенный мир и впился своими осколками в самую душу, разрезая на кусочки. От этих мыслей так плохо, будто я совершил убийство. Взял и просто играючи переломал крылья моей маленькой птичке, да бросил истекать кровью.
Но оказалось, что это все цветочки в сравнении с тем, что я увижу через несколько минут. Оглядываюсь вокруг, и взгляд цепляется за подарочную маленькую коробочку глубокого, елового цвета, перевязанную золотистой лентой с колокольчиками.
Беру, точно зная, кому предназначается подарок. Открываю без особого интереса, уверенный найти там запонки. Но в который раз ошибаюсь. Янка была бы не Янкой, если бы не удивила. В синей бархатной подушке, словно в море, утопает, поблескивая бриллиантовыми глазками, чайка, расправив свои платиновые крылья. Я завороженно смотрю на столь продуманный, красивый, стильный подарок и такое тепло разливается в груди, что не могу сдержать улыбку. Маленькая моя девочка, тронула за душу, согрела обледеневший кусок своим неугасающим пламенем. Подарила уставшему, обозленному мужику очередное маленькое чудо. Подхватив за цепочку брелок, приподнимаю его над головой и начинаю медленно раскачивать. Словно ребенок восторженно наблюдаю, как переливаются всеми цветами радуги маленькие глазки. Чудесный подарок, выбранный с любовью. Когда мне женщина дарила что-то от всего сердца? Только мама, пожалуй. Улыбаюсь, как дурак, грея в ладонях чайку, но тут пальцами чувствую гравировку и медленно переворачиваю обратной стороной. Подношу поближе, так как шрифт достаточно мелкий. Вглядываясь, читаю, и воздуха становится мало. С каждым словом горечь заполняет все мое нутро и больно. Так больно за нее, что хочется удавиться, утонуть в этом отчаянном шепоте неразделенной любви, сломленной девочки;
«Согласись, пусть будет - не бесплатное, липовое ,
мертвенное, ватное, с дарственной на выцветшем боку.
Подари мне небо, хоть плакатное, я его приклею к потолку.»