Каюта

Свист – и как по пирсу лупануло!
Штормовое предупреждение, —
И нас послали швартов ослабить.
Только подошли – он лопнул,
Перед глазами просвистело.
Первое, что сказали:
– Ну, блядь!..

Соленую воду пили…

Соленую воду пили, —
Глупость, конечно, —
Сделали по два глотка.
– Чего ж вы остановились, товарищ лейтенант?
Допивайте – и будете настоящим подводником…

Первое в лагуне несут…

Первое в лагуне несут,
А оно колышется.
Сверху комбижир.
В два пальца.
Я как посмотрел, —
Так блевать и потянуло…

Голоса слышу…

Голоса слышу
Часто.
Шепот, клекот —
Не разобрать.
Мы переборку задраили,
Как полагается при пожаре,
И они там остались.
Сначала кричали,
А теперь я голоса слышу…

Качает! Сутками!.

Качает! Сутками! Вверх – вниз.
Уже желчь одна изо рта идет.
Сначала мне казалось, что с ума сойду.
А потом придумал:
Нужно бабу себе представить,
И как ты ей вставляешь.
Еще и еще раз,
И в рот,
И в глаза…

Торпедолов перевернулся…

Торпедолов перевернулся.
Они собрались в пузыре.
Из них только один
Всплыл.
И не потому, что там десять метров
По затопленным коридорам
Плыть нужно было,
А потому, что сразу для себя решили:
Все!

Ничего нельзя трогать…

Ничего нельзя трогать
Просто так в отсеке.
От этого – взорвешься,
От того – утонешь,
А так?
А так и вовсе сгоришь.

Если смоет в жилете…

Если смоет в жилете,
То чайки все равно нападут
И обклюют череп
До костей.
Может, и врут про это,
Но только чайка-бургомистр
Пакет с мусором здорово разрывает
И крысу убивает
С одного удара.

Я – одиночка…

Я – одиночка.
Мне и одному хорошо.
Я себя так приучил.
Только в драке иногда
Спина холодеет,
И тогда мне бы хоть кого,
Чтоб ее прикрыть.

Иногда, словно заторможенность…

Иногда, словно заторможенность какая-то, сидишь и смотришь на комья каши в тарелке и думаешь: вот она будет кашей и завтра, и послезавтра, так что лучше, наверное, смотреть на вот этого парня напротив, он тоже будет и завтра, и послезавтра, но в отличие от каши тут хоть можно изучать его лицо, что ли, или нос, или кожу на носу, она ноздреватая, и если уменьшиться самому до размеров микроба, то эти поры на коже превратятся в лунные кратеры. Забавно было бы, наверное, скатываться по стенкам этих кратеров.

После этой мысли ты улыбаешься и говоришь этому парню:

– Здравствуй!

Хотя до этого вы с ним год ни о чем не говорили, не знакомились и ты даже не знаешь, как его зовут.

И, о чудо, в ответ он тоже улыбается и тоже говорит тебе:

– Здравствуй!

У нас база лежит между скал…

У нас база лежит между скал, как холодец в тазу, оттого-то все и слышно.

Петров швартовался.

А когда Петров швартуется, тогда деревья гнутся и скалы от мата звенят.

Часа полтора это все происходило, потому что буксиры его совершенно не понимали.

А на пригорке жены и дети стоят, которые пришли своих пап с моря встречать.

Ну и слушают все.

Естественно.

А командующий у нас сам не последний на флоте матерщинник и знает, что к чему.

Ну и заложили ему все это в лучшем виде.

Вызывает он Петрова.

А тот, пока шел, исстрадался весь: «За что? За что?»

Входит, – и командующий ему:

– Владим Семеныч… вы, говорят… материтесь?!!

А тот с порога:

– Пиззздят! Товарищ командующий, пиззздят!..

«– Давай! Полезай!..»

– Давай! Полезай!
– Куда?
– В говно!
– Так просто?
– Нет, туфельки одень!
Это мы цистерну грязной воды чистили.
Голыми руками.

Вы знаете, я послан на эту планету…