Как аргонавты в старину

- Ишь, заливается... слышите? - сказал Уильям Таруотер.

- Совсем спятил старик, - посмеялся поденщик Хэррис Топпинг, муж Энни Таруотер и отец ее девятерых детей.

Дверь отворилась, и на пороге кухни показался дедушка Таруотер; он ходил задать корм лошадям. Песнь оборвалась, но Мери была в тот день не в духе, потому что обварила себе руку, и потому, что внучонка, которого начали прикармливать разбавленным по всем правилам коровьим молоком, слабило.

- Пой не пой, ничего у тебя не выйдет, отец, - накинулась она на старика. - Прошло времечко, когда ты мог очертя голову скакать в какой-нибудь Клондайк, пением-то ведь сыт не будешь.

- А я вот голову даю не отсечение, что добрался бы до Клондайка и накопал столько золота, что хватило бы выкупить таруотерскую землю, спокойно возразил он.

- Старый дуралей! - буркнула себе под нос Энни.

- Меньше чем за триста тысяч да еще с лишком ее не выкупишь, - пытался образумить отца Уильям.

- Вот я и добыл бы триста да еще с лишком, только бы мне туда попасть, - невозмутимо возразил дедушка Таруотер.

- Слава богу, что туда не дойти пешком, а то вмиг бы отправился, знаю я тебя, - крикнула Мери. - Ну, а пароходом стоит денег.

- Когда-то у меня были деньги, - смиренно заметил старик.

- А теперь у тебя их нет, так что и толковать не о чем, - сказал Уильям.- Прошло то времечко. Когда-то ты с Биллом Пингом медведей арканом ловил. А теперь и медведи все перевелись.

- Все равно...

Но Мери не дала ему договорить. Схватив с кухонного стола газету, она яростно потрясла ею перед самым носом своего престарелого родителя.

- А ты читал, что рассказывают тамошние золотоискатели? Вот оно черным по белому написано. Только молодые да сильные выдерживают. На Клондайке хуже, чем на Северном полюсе Сколько их там погибло! Взгляни-ка на портреты. А ты лет на сорок старше самого старого из них.

Джон Таруотер взглянул, но сейчас же уставился на другие снимки на той же испещренной кричащими заголовками первой странице.

- А ты взгляни, какие они оттуда самородки привезли,- сказал он. - Уж я-то знаю толк в золоте. Худо-бедно, двадцать тысяч добыл из Мерседы? Кабы ливень не прорвал мою запруду, так и все бы сто добыл. Попасть бы только в Клондайк...

- Как есть рехнулся, - чуть ли не в глаза старику бросил Уильям.

- Это ты про отца родного! - мягко пожурил его старик Таруотер.- Посмел бы я сказать такое твоему деду, он бы мне все кости переломал вальком.

- Да ты и в самом деле рехнулся... - начал было Уильям.

- Может, ты и прав, сынок. А вот дед твой, тот был в здравом уме и не потерпел бы такого.

- Дедушка, видно, начитался в журналах про людей, которые разбогатели, когда им уже за сорок перевалило, - с насмешкой сказала Энни.

- А почему бы и нет, доченька? - возразил старик. - Почему бы человеку и после семидесяти не разбогатеть? Мне-то семьдесят ведь только нынешний год стукнуло. Может, я бы и разбогател, кабы в этот самый Клондайк попал.

- Так ты туда и не попадешь,- срезала его Мери.

- Ну что же, нет так нет,- вздохнул он,- а раз так, можно, пожалуй, и на боковую.

Старик встал из-за стола, высокий, тощий, мослатый и корявый, как старый дуб,- величественная развалина крепкого и могучего когда-то мужчины. Косматые волосы и борода его были не седые, а белоснежные, на огромных узловатых пальцах торчали пучки белой щетины. Он пошел к двери, отворил ее, вздохнул и остановился, оглядываясь на сидящих.

- А все-таки ноги у меня так и зудят, так и зудят, - пробормотал он жалобно.

На следующее утро дедушка Таруотер, засветив фонарь, покормил и запряг лошадей, сам позавтракал при свете лампы и, когда все еще в доме спали, уже трясся вдоль речки Таруотер по дороге в Кельтервил. Два обстоятельства были необычны в этой обычной поездке, которую он проделал тысячу сорок раз с тех пор, как подрядился возить почту. Первое то, что, выехав на шос се, старик повернул не к Кельтервилу, а на юг, к Санта-Роса. А второе - что уже и вовсе странно - у него был зажат между коленями бумажный сверток. В свертке находилась его единственная еще приличная черная пара, которую Мери давно уже не приказывала ему надевать, не оттого, как догадывался он, что сюртук очень обносился, а потому, что дочь считала одежду достаточно еще приличной, чтобы отца в ней похоронить.

В Санта-Роса, в третьеразрядной лавке подержанного платья, он, не торгуясь, продал пару за два с половиной доллара. Тот же услужливый лавочник дал ему четыре доллара за обручальное кольцо покойной жены. Лошади и шарабан пошли за семьдесят пять долларов; правда, наличными он получил всего двадцать пять. Встретив на улице Алтона Грэнджера, которому он никогда не поминал раньше про взятые им еще в семьдесят четвертом году десять долларов, Таруотер теперь напомнил ему о долге и тотчас получил деньги. Старик перехватил доллар даже у известного всему городу горького пьяницы, который, как это неудивительно, оказался при деньгах и с радостью ссудил человека, не раз угощавшего его виски в дни своего благоденствия, - после чего с вечерним поездом Таруотер отбыл в Сан-Франциско.