Как бороться с «агентами влияния»

В Советском Союзе подлинное содержание доклада скрывалось. Лишь летом 1956 года позволили читать его на закрытых партийных собраниях, после того как он уже появился в печати США. Страна знала об этом докладе по рассказам и комментариям делегатов съезда в интерпретации их личного понимания. Так появлялись слухи, сплетни, домыслы. В такой обстановке сложно было ориентироваться даже тем, кто поддерживал саму идею подобного доклада. А ведь немало было руководителей во всех областях хозяйственной и политической жизни, в том числе и в ЦК партии, и в КГБ, которые не принимали и не могли принять критику Сталина, бывшего на протяжении многих лет символом величия государства. Так это чувствовало подавляющее большинство населения нашей страны и немало людей за пределами Союза.

В партии наступил молчаливый раскол, не было никакой продуманной разъяснительной пропагандистской работы.

* * *

Прямым следствием всего этого стали события, случившиеся в марте 1956 года в Тбилиси. В этом городе после смерти Сталина образовалась традиция: 5 марта, в день смерти вождя, массы людей шли к его монументу, который был воздвигнут еще при его жизни в парке на берегу реки Куры. Люди по дороге пели «Сулико», «Ласточку», шли с цветами и венками. Так чтили память Сталина и в 1954, и в 1955 году, так же готовились к этому всенародному дню скорби и в 1956 году. Но тут пришла весть о докладе Хрущева, а поскольку, как уже говорилось, доклад нигде не публиковался, вести до Тбилиси долетели в искаженном, неприглядном виде – говорили, что съезд в Москве оскорбил личность Сталина. Волна негодования охватила людей, особенно эмоционально восприняла ситуацию студенческая молодежь. ЦК партии Грузии, перестраховываясь, выдали команду запретить изготовление и продажу венков для возложения к монументу Сталина. Это еще больше подогрело страсти, приумножило и без того немаленькие ряды защитников вождя. Изобретательные студенты стали в массовом порядке заказывать венки на вымышленных покойников: «дяде Вано», «дедушке Серго», «бабушке Маквелле», а затем выводили эти надписи и писали взамен: «И. В. Сталину». Вузы бурлили, но никто не знал, как в такой ситуации успокоить молодежь, как вести себя в ситуации, когда отмечать годовщину смерти Сталина нельзя, а сказать почему нельзя – никто не может. Даже приехавший для участия в конференции грузинского комсомола в Тбилиси первый секретарь ЦК ВЛКСМ А. Н. Шелепин молчал и к студентам не пошел. Понятно, что и он не знал, как вести себя.

5 марта у монумента на берегах Куры собрались сотни тысяч тбилисцев. Звучали призывы к непослушанию Москве. Кто-то выступал против Хрущева, кто-то проклинал Микояна, были и те, кто призывал к объявлению независимости Грузии. Начались беспорядки, обстановка потребовала ввода войск и объявления осадного положения города. Но митинг у монумента продолжался.

Мне пришлось увидеть Тбилиси 6 марта. Был командирован в составе группы сотрудников, направленной главой КГБ СССР И. А. Серовым для наведения порядка в столице Грузии и помощи местным чекистам. Было нас 16 человек, группу возглавлял заместитель Председателя КГБ С. С. Бельченко. Это была достаточно представительная команда – заместители начальников двух ведущих управлений, ответственные сотрудники.

Город жил напряженной жизнью. Митинг продолжался и у монумента, и у здания, где разместилась делегация Компартии Китая, приехавшая в Грузию сразу после ХХ съезда. Члены этой делегации под руководством видного китайского коммуниста Чжу Дэ были гостями съезда, и потому митингующее население скопилось у их особняка с просьбами выступить перед монументом. Китайцы особняка не покидали, а на следующий день, 7 мая, покинули город, увозя с собой массу листовок, записок и обращений от собравшихся негодующих тбилисцев. Позже китайцы высказали свои оценки событиям в Тбилиси в газете «Жэньминь жибао». Редакционная статья этой газеты, написанная в защиту Сталина, была через какое-то время перепечатана газетой «Правда», потому что в то время осложнять отношения с Китаем советское руководство еще не было готово. Более того, Хрущев выступил на приеме в китайском посольстве, где положительно высказался о Сталине. «Мы Сталина в обиду не дадим», – сказал он, и никто ничего не мог понять: с одной стороны, тот же самый человек с трибуны съезда обвиняет Сталина в злодеяниях, с другой – там, где за Сталина вступаются, говорит, по сути, «мы за него». Двойственность, присущая троцкистам, отталкивала от него многих…