Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота

И выбросил Громыко в корзину все, что долго готовил со своим аппаратом, и покорно слушал первого секретаря, который своего министра иностранных дел ни в грош не ставил. В отставку Громыко не подал, даже не обиделся, принял как должное, потому что понимал: если хочешь сделать карьеру, на начальство не обижайся.

Рассказывают, будто Никиту Сергеевича отговаривали назначать Громыко министром, отзывались о нем неважно: безынициативный, дубоватый. Но Хрущеву нужен был грамотный специалист-международник без собственного политического веса, который станет беспрекословно исполнять его указания, и он отмахнулся от возражений:

— Политику определяет ЦК. Да вы на этот пост хоть председателя колхоза назначьте, он такую же линию станет проводить.

Никита Сергеевич с возрастающим удовольствием занимался международными делами.

На публике он обещал обогнать американцев:

— Сегодня мы дерзаем вызвать Америку, перед кошельком которой все трепещут, подхалимничают. Соединенные Штаты подбросят тому пшенички, тому — залежалого сала, тому — еще какой-нибудь дряни, которую продать уже нельзя. И все ходят перед Америкой на цыпочках, боятся, как бы не разобидеть. А мы всегда смотрели гордо, не признавали ее величия и превосходства. Наоборот, считали — мы имеем все основания видеть величие и превосходство своей страны.

Его слова вызывали горячие, бурные аплодисменты.

— Мы считаем, что наша страна имеет все преимущества на непревзойденное превосходство над всеми капиталистическими странами, и в первую очередь над Соединенными Штатами Америки… Товарищи, мы должны громить капиталистические устои не артиллерией, а в повседневном экономическом соревновании должны громить. Примером разить, чтобы наш народ лучше жил, культурнее, чтобы лучше был обеспечен материально и в жилищных условиях.

Через несколько лет в рабочем коллективе Хрущев, рассказав, что объездил много стран, сделал комплимент соотечественникам:

— Когда я был во Франции, я ездил с премьер-министром по Парижу и смотрел на народ. Я ему сказал: вы хоть и хвастаетесь, что вы богатые, красивые, но я не краснею за свой народ. Я не хвастаюсь, но люди наши не хуже ваших одеты. Я прямо говорю: по отношению к американцам наш народ лучше, богаче одет. Почему? Я вам скажу. У нас сейчас плюс двадцать пять, а бывает и минус тридцать пять. А у них всегда тепло, и, если у них минус пять, они кричат и даже уже замерзают. Вот едешь по Америке, идут женщины в коротеньких штанишках ситцевых. Они стоят пятак, у нее их, может быть, одни розовые, а другие еще какого-то цвета. А у нас? Посмотрите вот вы на себя. Потом пальто. Там одно надо, у нас два, зимнее и летнее. Так? А некоторые имеют и по три!

В служебном кабинете, на переговорах он держался иначе. Проницательные партнеры быстро определили, что Хрущев вовсе не таков, каким он хочет казаться: большая ошибка считать его человеком, который способен начать войну в припадке гнева; когда обсуждаются серьезные вопросы, он трезв, холоден и невозмутим.

Экономист Станислав Михайлович Меньшиков внимательно наблюдал за Хрущевым во время поездки первого секретаря ЦК КПСС весной 1960 года в Индонезию: «Следя за его поведением в эти напряженные часы и минуты, я, надо сказать, проникся к нему искренним уважением, настолько умело, кратко и немногословно он реагировал на возникавшие ситуации. Это был совсем не тот Никита, которого мы привыкли видеть по телевидению, с его не всегда грамотной, полной аффектации речью, грубоватой игрой на публику. Передо мной был сдержанный, опытный, даже мудрый политик. Почему он старался казаться другим, играть роль, от которой временами сильно проигрывал?»

Ответ, видимо, заключается в том, что Никита Сергеевич понимал, в каком окружении он находится и чего от него ждут соратники, а шире говоря, вся страна.

Министра иностранных дел он считал просто чиновником и самостоятельной роли для него не видел. Андрей Андреевич Громыко был поставлен в весьма невыгодное положение. Его низвели до роли эксперта — приглашали, когда нужна была дипломатическая формулировка, совет, справка. Первую скрипку в выработке политики играло окружение Хрущева. Министру оставалась рутинная работа, малоинтересная для профессионала.

Никита Сергеевич не упускал случая поддразнить Громыко. Говорил своему окружению:

— Смотрите, как молодо выглядит Андрей Андреевич. Ни одного седого волоска. Сразу видно, что он сидит себе в своем уютном закутке и чаек попивает.

Громыко делал вид, что улыбается.

Хрущев не скрывал пренебрежительного отношения к министру:

— Можно не сомневаться, что Громыко в точности выполнит данные ему инструкции, выжмет из собеседника максимум. Но не ждите от Громыко инициативы и способности принимать решения под собственную ответственность. Типичный чиновник.

Хрущев посмеивался над министром, считал его трусом. Утверждают, что в своем кругу Никита Сергеевич будто бы пренебрежительно говорил:

— Прикажи Громыке сесть голой задницей на лед, он с перепугу сядет.