Когда пришли немецкие войска, Семичастный эвакуировался в Кемерово, где жила сестра с мужем. В декабре поступил в Кемеровский химико-технологический институт, но проучился недолго. На следующий год Семичастного послали в военно-интендантское училище в Омске, но начальник училища от белобилетника отказался:
— Таких, как вы, у меня достаточно.
Семичастный вернулся в Кемерово, где его сделали секретарем комитета комсомола Кемеровского коксохимического завода. А через два месяца избрали секретарем Центрального райкома вместо девушки, добровольно ушедшей на фронт.
Осенью сорок третьего Семичастный вернулся на освобожденную Украину. Началась его стремительная комсомольская карьера. В двадцать один год он уже был первым секретарем Донецкого обкома комсомола, и почти сразу его забрали в Киев — секретарем ЦК комсомола по кадрам. Хрущев потребовал назначить на этот пост молодого человека. Моложе Семичастного никого не было.
Весной сорок седьмого Сталин прислал на Украину первым секретарем Лазаря Кагановича. Первого секретаря республиканского ЦК комсомола Василия Костенко и второго секретаря Петра Тронько обвинили в притуплении политической бдительности и отправили в Москву учиться. Каганович ценил моторных и энергичных людей, поставил Семичастного во главе республиканского комсомола. На эту должность предлагали более опытного работника и с высшим образованием. Каганович воспротивился:
— Во главе комсомола Украины должен быть украинец.
Лазарь Моисеевич в том же году вернулся в Москву, и хозяином республики опять стал Хрущев. Никита Сергеевич хорошо относился к Семичастному, воспитывал его и продвигал. Сам Семичастный говорил, что «наши отношения можно было сравнить с отношениями отца и сына».
Хрущев спас Семичастного, когда выяснилось, что брат первого секретаря ЦК комсомола Украины осужден на двадцать пять лет. Борис Семичастный попал в немецкий плен, а после войны отправился в Сибирь, поскольку чекистам доложили о его «сотрудничестве с немцами». Владимира Ефимовича вызвали в Москву. Второй секретарь ЦК ВЛКСМ Всеволод Николаевич Иванов объяснил Семичастному, что таким, как он, нечего делать в комсомоле. Но в Киеве Хрущев его успокоил:
— Не тревожься и продолжай работать.
Когда Семичастный заведовал отделом ЦК КПСС, попросил принести его собственное дело. И обнаружил адресованное Сталину письмо, в котором Никита Сергеевич ручался за своего комсомольского секретаря.
Семичастный рассказывал, как еще на Украине однажды позвонил Хрущеву, попросился на прием, а тот ответил:
— Приходи. Я буду министров принимать, а ты посиди.
Никита Сергеевич вызывал одного, другого, третьего. Между делом спрашивал Семичастного:
— А ты что думаешь по этому поводу? Твое какое мнение?
Изучал комсомольского секретаря, хотел понять, на что молодой человек способен. Распорядился, чтобы в аппарате ЦК Украины ни одного вопроса, который касается комсомола, без Семичастного не решали. Но работать с Никитой Сергеевичем было не просто. Однажды Семичастный пришел к Хрущеву. А у того настроение отвратительное. Что бы комсомольский лидер ни предложил, все отвергал. Как же быть? Наконец Хрущев смилостивился и объяснил:
— Меня разозлили, я на тебе срываюсь. А ты все равно старайся меня убедить. Учись это делать.
Семичастный научился.
В день, когда Шелепин обосновался на Лубянке, Верховный Совет СССР принял Основы уголовного законодательства, в которых впервые отсутствовало понятие «враг народа». Уголовная ответственность наступала не с четырнадцати, а с шестнадцати лет. Судебные заседания стали открытыми. Совпадение символическое. Шелепин, «железный Шурик», оказался самым либеральным руководителем органов госбезопасности за всю советскую эпоху.
Для Хрущева он стал партийным оком, присматривающим за органами госбезопасности. Никита Сергеевич требовал не только от центрального аппарата, но и от местных органов КГБ докладывать о своей работе партийным комитетам. Обкомы и крайкомы получили право заслушивать своих чекистов, они могли попросить ЦК убрать не понравившегося им руководителя управления КГБ.
Хрущев запретил проводить оперативные мероприятия в отношении партийных работников, то есть вести за ними наружное наблюдение, прослушивать их телефонные разговоры. Членов партии к негласному сотрудничеству можно было привлекать только в особых случаях.
В отличие от своих предшественников и наследников Хрущев спецслужбы не любил и чекистов не обхаживал. Никиту Сергеевича раздражало обилие генералов в КГБ, он требовал «распогонить» и «разлампасить» госбезопасность, поэтому Шелепин отказался от воинского звания, о чем на склоне лет пожалеет.
Еще в пятьдесят третьем году на июльском пленуме ЦК, посвященном делу Берии, Хрущев откровенно выразил свое отношение к органам госбезопасности: