Как бы волшебная сказка

Лошадь остановилась. Он спрыгнул на землю и помог спуститься мне. Во всем, в каждой мелочи, он вел себя со мной по-рыцарски. Поначалу я думала, что это игра с целью ко мне подладиться, но это была не игра, это было у него в крови. Он коротко улыбнулся мне и повел кобылу в небольшую конюшню, пристроенную к дому. Я последовала за ним. В конюшне он снял с лошади попону и повесил на перекладину. После чего взял скребницу.

– Позволь мне, – сказала я, забрала у него скребницу и принялась чистить лошадь.

Он внимательно наблюдал за мной:

– Умеешь обращаться с лошадьми.

– Да.

– Женщина, умеющая обращаться с лошадьми. Будь моей женой.

Я рассмеялась, но, обернувшись, увидела, что он не улыбается. Я закончила чистить лошадь и провела рукой вниз по ее ноге, легко надавив на щетку, и животное охотно показало мне копыто.

– Но она не подкована, – сказала я.

– Я не езжу по дороге, – пренебрежительно заметил он. – А те ковали, что вокруг, они как цыгане. Ладно, идем в дом.

М-да, это был тонкий намек.

В доме не было электричества.

– Оно нам даром не нужно. Оно сводит человека с ума.

Иногда я не знала, шутит он или нет.

– Может, сводит, а может, нет, – возразила я, – но по крайней мере видишь, куда идешь.

– У нас есть свет.

На кухонном столе стояла старомодная латунная масляная лампа. Он зажег фитиль и подкрутил латунное колесико, чтобы пламя стало повыше, затем зажег вторую, которую отнес в гостиную; это я так подумала, что там гостиная, но в комнате вдоль стен лежало два матраса с длинными тонкими подушками, заменявшие постели. Стены были увешаны картинами, резьбой по дереву и музыкальными инструментами – необычными музыкальными инструментами, словно собранными в разных экзотических странах. Я мгновенно подумала о Ричи, но так же мгновенно забыла о нем.

Но паутина! Даже в полутьме можно было различить паутину, протянувшуюся между некоторыми картинами и инструментами на стенах. По крайней мере, подумала я, это означает долгое отсутствие здесь женской руки.

Я огляделась в поисках телефона. Я уже придумала историю, какую расскажу маме с папой: как встретила старинную подругу, родители которой расположились в своем доме-фургоне возле моря. Я собиралась рассказать, что мы отправились туда неожиданно, под влиянием момента. Уверена, я бы соврала, не запнулась.

– Что ты ищешь?

– Ищу, где у тебя телефон.

– Телефон?

– Надо позвонить родителям. Они будут волноваться, если не позвонить.

– Тут нет телефона.

Сердце у меня упало.

– Нет телефона? Как это вообще может быть, что нет телефона?

– Прости. Мы отказались от всяких таких штучек.

– Неужели во всей деревне нет? Должен же быть хоть один телефон!

– Деревне? Никакой деревни тут нет. Послушай, это так важно?

– Конечно! Мне надо сообщить им, что со мной все хорошо.

– Тара, сколько тебе лет, дорогая?

– Пятнадцать, скоро будет шестнадцать.

Лицо его исказилось.

– Пятнадцать! Пятнадцать! Теперь я все понимаю. Да, проблема. Вот те на! – Человек, который выглядел таким бодрым и молодым в колокольчиковом лесу, теперь неожиданно показался усталым и измученным заботами. – Я не должен был привозить тебя сюда. Это моя ошибка. Был околдован.

Околдован. Не мной ли, имел он в виду? Но меня больше интересовала практическая сторона ситуации.

– А в каком-нибудь из других домов нет телефона? На той стороне озера.

– Нет. Ни в одном. Я уже говорил: мы не признаем все эти вещи.

– Но как вы передаете сообщения? То есть на расстояние.

– Письмами. Из уст в уста.

– О боже!

– Мне придется отвезти тебя обратно, да? – печально спросил он.

Я раздумывала о том, что лучше. Скакать обратно в темноте – даже если это возможно, – чтобы приехать часам к четырем утра, или переночевать здесь, а вернуться днем и расплатиться сразу за все. И в том и в другом случае мне крепко достанется, когда вернусь домой.

– Ты можешь скакать в темноте?

– Такое возможно. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что, наверно, придется отправиться немедленно.

– Немедленно? – вскричал он. – Мы не можем отправиться немедленно. Не сможем переправиться этой ночью!

– А когда сможем?

Он вздохнул и взглянул на меня, словно только сейчас увидел меня впервые. Грустно покачал головой, затем схватил лампу и подошел с ней к шкафу. Шкаф был полон старинных книг и свитков карт, древних, как в капитанской каюте огромного парусника. Достав одну, он отнес ее к столу. Я видела, что она начерчена не на бумаге, а на красивом кремовом пергаменте. Он развернул ее и прижал один конец лампой. И, придерживая другой конец рукой, углубился в карту.

Я разглядела прекрасные рисунки от руки, изображающие фазы луны. По углам карты – изящные полутоновые наброски ангелочков, олицетворяющих четыре ветра и, надув щеки, нагоняющих бури. Загадочность карте придавали и колонки цифр, выведенных тушью. Он пробежал пальцем по цифрам.

– Вот, – сказал он. – Это ближайшая дата, когда можно будет переправиться.

– Когда это будет?

– Через шесть месяцев.

Вот так я осталась там и пробыла с ним, пока не истекли шесть месяцев. И при первой возможности вернулась. Это произошло перед Рождеством. И оказалось, что для всех вас прошло двадцать лет.

13