– Значит, ты веришь, что какое-то время жила с фейри?
– Это вы так их назвали, не я. Я ни разу не назвала их этим словом. И они не были бы рады такому названию.
– Но они – это те, кого мы обычно называем фейри?
– Они, конечно же, никогда не употребляли это слово по отношению к себе, да и не поняли бы его. Во всяком случае, оно намекает на что-то, чем они точно не являются. Вы, Питер и некоторые другие употребляли это слово, и я не поправляла вас, потому что не вижу смысла спорить.
– Но эти люди живут в другом измерении?
– Что это значит? Что такое другое измерение? Звучит как научная фантастика.
– Тогда – в другом месте.
– О, конечно же в другом месте, да.
– Могла бы ты отвести меня в то другое место?
– Нет.
– Почему?
– Туда можно попасть только в определенные периоды в году, насколько я поняла. И только в определенное время дня в те особые числа. Как сейчас. Сейчас сумерки. Они называют их дверной петлей дня.
– Можешь назвать те даты?
– Некоторые могу. Я в этом не большой специалист. У них есть ученые мужи, которые разбираются во всех этих сложностях. Но я помню, мне рассказывали, что равноденствие и солнцестояние – подходящие даты, но только луна должна быть в правильной фазе, и все такое.
– И все такое?
– Я же говорю, я не до конца все поняла. Но чтобы приходить и уходить, нужна большая точность.
– Но если мы отправимся вместе в сумерках в день летнего солнцестояния, можешь привести меня туда?
– Думаю, смогу. То есть я верю, что это возможно. Я не на сто процентов уверена в дороге, но, побывав там однажды, думаю, что, может, и сумела бы. Но я не пойду, потому что не хочу застрять там еще на шесть месяцев. Или, как оказалось, на двадцать лет. Раз в жизни уже более чем достаточно для любого.
– Вполне. Это место. Ты описывала мне его, озеро и прочее. Но когда ты вернулась, ты что-нибудь принесла с собой, что-нибудь на память, какую-нибудь вещицу, что угодно?
– Нет.
– Вообще ничего?
– Я пыталась украсть их таблицы, чтобы принести с собой. Как они их иллюстрируют – это невероятно, безумно красиво. Они высоко ценят искусство и музыку. Но меня поймали, и пришлось все оставить там.
– Какая жалость.
– Да. Если б вы разок взглянули хоть на одну из их иллюстрированных таблиц, то мгновенно поверили бы мне. Таких красок вы никогда не видали.
– Вот как!
– Вы умный человек и думаете, что много знаете. Но в этом отношении вы ребенок по сравнению с тем, сколько знают они. Я – ребенок; вы – ребенок. Их таблицы, карты – у них весь мир нанесен на карты, невероятно подробно, можно разложить их перед собой, они на телячьей коже и размером с газету, и, словно сквозь лупу смотришь, увидеть все: эту улицу, этот дом, мой дом, все в разноцветных деталях, нарисованных от руки, дух захватывает. И не только карты! У них есть глобусы с таким же эффектом увеличения. Они висят в воздухе, и думаешь: наверняка они подвешены на тоненьких проволочках, но нет, просто плавают в воздухе, таковы их феноменальные познания в физике, и не только глобусы, у них есть модели планет, вращающихся на своих орбитах, и звезд в полете, заходишь в эту комнату, и кажется, будто идешь среди этих светящихся орбит и видишь всю Вселенную, висящую вокруг, можно провести рукой и обнаружить наверху то, что держит все, – это вроде такого вечного двигателя, неподвластного силе тяготения, модель Солнечной системы, кажется, что она сделана из латуни и механических рычагов, а на самом деле – это сфера, сотканная из паутины, но в ней пульсирует свет, мне пытались что-то объяснить, но все было настолько выше моего понимания, просто мозг взрывался, а карты – не как географические карты в школе, они отображали пределы неведомых мест, древние руины и леса, новые земли, но также и моменты рождения, сексуального пробуждения, смерти, просто дух захватывает.
– Хочешь воды, Тара?
– Я прекрасно себя чувствую.
Андервуд кивнул. Подождал, когда Тара переведет дыхание и успокоится.
– Значит, ничего из того мира не прихватила. Ничего, что можно было бы изучить.
– К сожалению, прихватила. Правда, сомневаюсь, что вам удалось бы это изучить.
– Почему ты так говоришь?
Тара посмотрела в окно:
– Попробуйте глянуть туда, не делая резких движений. Там, за деревом через дорогу, видите человека?
Андервуд чуть повернул голову:
– Да, вижу его. В тени.
– Он пришел за мной сюда. Я изо всех сил стараюсь не замечать его. Если бы вы поговорили с ним, он подтвердил бы мою историю. Засвидетельствовал бы, что я говорю правду. Но вы никогда его не поймаете.
– Он один из них?
– Да.
– Что он делает здесь?
– Я вам говорила: преследует меня. Выслеживает.
– Полиции сообщала?
– Ха!
– И что он хочет?
– Меня.
– Тара, давай просто предположим, что я выйду поговорить с этим человеком. Просто предположим, что я спрошу, что он тут делает. Думаю, он ответит, что ждет автобус. Видишь ли, всего в нескольких ярдах от места, где он сейчас стоит, находится автобусная остановка. Предположим, он скажет, что ждет автобус. А если я назову твое имя и спрошу о тебе и он ответит, что не знает тебя, признаешь, что заблуждаешься и совсем не знаешь его?
– Ну так давайте.