Как был покорен Запад

— Я знаю. Говорил я как-то с одним пишущим человеком, из Бостона. Он расспрашивал меня о переходе через равнины и заметил, что очень многие — самые простые люди — писали тогда вроде как путевые журналы, дневники и всякое такое. Как будто всем им казалось, что они переживают что-то такое, что может никогда уже не повториться. Он все пытался разыскать эти дневники, пока они не затерялись.

— Я сама начинала пару раз. Клив никогда этого не делал. Но думал он так же, как и вы. Я слышала это от него.

Она снова посмотрела на Гейба.

— Я никогда не жалела, Гейб. Ни разу не пожалела, что вышла за Клива. Мы прожили хорошую жизнь.

Гейб ничего не ответил — просто кивнул. Он слушал голос огня в печи, а потом, когда Лилит разлила кофе, осторожно положил ногу на ногу. Да, никому никогда деньги не приносили больше радости, чем Кливу и Лилит.

— Помню, на жиле Комсток… — начала Лилит и тут же перебила себя: — Нет, сначала мы сделали большие деньги на Материнской Жиле, а вот когда она истощилась, Клив поехал в Неваду и вошел в дело на жиле Комсток [62]… с самого начала. Пожалуй, не было такого бума, чтобы мы туда не мчались, когда верхом, когда в повозке. Никогда не забуду эту шахту вблизи Гамильтона, в Монтане. Клив добыл серебра на три миллиона долларов из ямы в земле размерами семьдесят на сорок футов, глубиной пятнадцать футов, и когда появился какой-то человек и предложил за этот разрез еще три миллиона, Клив рассмеялся ему в лицо.

— Припоминаю…

— В этой яме не осталось и трех фунтов серебра. Клив его все выгреб. А ему предлагали три миллиона за яму в земле размером с подвал!

Гейб переменил позу. В последнее время, если приходилось слишком долго сидеть в одной позе, у него начинала ныть спина.

— Если бы я знал, — сказал он, — я бы появился раньше. Вы бы смогли сохранить дом.

— Он мне не нужен, Гейб. Приходится быть практичной. Для меня одной он слишком велик, что я буду в нем болтаться, как последнее яблоко в бочке… Нет, лучше уж уеду я в Аризону и попробую как-нибудь устроиться на этом ранчо. Женщине в моем положении делать нечего, ей остается только сидеть как пень. Не буду… не нравится мне так. Я всю жизнь что-нибудь делала, стара я уже, чтоб меняться. А кроме того, — улыбнулась она, — я никогда не была в Аризоне.

Он допил кофе и поднялся.

— Когда будете готовы, я отвезу вас на станцию. И если я вам когда понадоблюсь, просто передайте весточку. Старый Гейб будет всегда готов помочь.

Он протянул ей руку.

— Да-а, много времени прошло с тех пор, как я перенес Клива на горбу через грязную улицу в Сент-Луисе, чтоб он смог выиграть пари…

Она пожала ему руку, а потом потянулась и поцеловала в щеку.

— Спасибо, Гейб. Вы — настоящий друг.

Он поспешил наружу, опасаясь, что она заметит влагу у него на глазах. Сентиментальный старый дурень…

Он оглянулся на кучку людей у другого выхода.

— Давайте, давайте, — сказал он вслух, — ничего вы у нее не отберете за ваши деньги… У нее и сейчас есть все, что нужно человеку…

Лилит снова наполнила свою чашку. Теперь, когда исчезли кухарка и горничная, в кухне стало тихо; в принципе это была самая уютная комната на весь большой дом. Приятно ощущать тепло, идущее от огня, вечер прохладный и сырой…

Она вынула из ридикюля фотографию Клива, сделанную в Майлс-Сити, штат Монтана, Хаффманом всего четыре года назад. Или пять?

Он был красивый мужчина, несомненно.

— Хотела бы я, чтоб Ева могла познакомиться с тобой, Клив, — сказала она про себя, — и Лайнус тоже.

Как далеко, как далеко ушла она… и как много, как много оставила позади!

Часть пятая. ВНЕ ЗАКОНА

Были среди тех, кто пришел на Запад, неугомонные души. Не для них были города, лавки, плуги, объезды стад. Они привыкли жить вольно и хотели продолжать такую же жизнь до тех пор, пока веревка или свинец не уложат их под земляной холмик. Узколицые люди со взглядом змеи и грубым нравом грабили и хватали, что смогут, пока не кончится их недолгий день, пока на Запад не придет закон и не победит их навсегда…

Глава девятнадцатая

Джетро Стьюарт очередной раз свернул в чащу и долго смотрел назад, на свой собственный след. И опять никого не увидел, но ощущение не исчезало. А когда столько лет прожил в горах, привыкаешь верить чутью.

Он твердо знал, что его преследуют. За ним по следу шел какой-то человек, прилагавший все усилия, чтобы не оказаться замеченным, и это беспокоило Стьюарта.

Сейчас, весной 1883 года, Джетро Стьюарту было шестьдесят шесть, и сорок восемь лет из них он провел в горах Запада. Место, куда он сейчас направлялся, он видел последний раз году в тридцать восьмом или около того, когда странствовал вместе с Осборном Расселом.