И поспешил церкви дверь открыть, чтоб
С ветром свежим, в объятья девушку пустить.
Отпрянула толпа от церкви, не смея, в гневе,
Переступить дверей святые петли…
– Святой отец, отдай нам эту ведьму,
сожжём святым огнем её,
избавим от греховной жизни.
– Кричали мужики, и бабы выли,
А маловерные камнями девушку забили.
Несло костром…
Не глядя, Отче заслонил, несчастное создание,
в церковь ввел.
– Всем до свидания, – и дверь закрыл.
И тут увидел: девица затряслась, в обморок
Упав, как перышко повисла на его руках.
Подхватив, почти что, невесомый стан,
Отец отнес ее в дом свой, и уложил там.
Молитвами и травами лечил, и разными
Бульонами поил…
Толпа, еще немного погудев, не получив ни
Зрелища, ни крови, домой вся разошлась,
Не вспоминая о девице боле.
– КАК БЫВАЕТ –
Леча от ран несчастное создание,
Пред ним не девушка, почти дитя,
Он воспылал к ней, человеческим желанием,
Как только та, открыть смогла глаза…
То омут, колдовских озер, не просто зелень,
То леса красота, бескрайность неба.
Волосы – пахучие водой, струящиеся
Водопады, и обещающая сладость
Медовые уста. Пред ним стоит, дочь леса
Дикого и утренней Зари, воплощение
Первобытной красоты, сложила руки у груди…
Она:
– Отче, отпусти грехи… – а голосок,
журчание воды, как легкий ветерок,
солнца первые лучи, как из под снега
нежный маленький цветок – на сквозь,
Пронзила сердце, оба глаза.
Застигнутый врасплох, нежностью живой,
столь откровенной… Горит душа,
Страстью юности младой опаленный,
Он обезумел…
Обычно тихий и простой, он нес исправно
обед свой, но ныне вместо разума
лишь мысль одна: "Она…Она…Она…"
В начале было состраданье, затем
зов рыцаря, живущего в мужчине каждом
С детства, братская любовь, потом любовь
Отца, и наконец, духовная любовь,
Сменилась зовом плотским.
Ему хотелось нежности, не только слов…,
И над духовным,
Вверх взяло, природное мужское естество.
От прежней святости и безмятежности его,
Нет ничего.
За плечи хрупкие держа, в очах ее
Не видно дна, тонул…
Обвит ее руками, и
Поцелуями его всего покрыла нежными.
Забыв обеты прежние, он страсти предался.
– ХОТЕЛОСЬ БЫ СВЯТОЮ БЫТЬ… –
Хотелось бы святою быть, и видеть святость,
И в юной девушке, и в молодом парнишке,
Но мир не мною создан был, решать не мне,
Падение святых всегда заметней,
Нежели грехи иных.
Вот новый день, и светел, и прекрасен,
Златая светит пыль, в солнечных лучах.
И золотое, утреннее солнце, отразилось,
В приоткрывшихся от сна, пустых очах.
И тело ватное, словно вынута душа.
От страсти пробудившись, как от дурного
Сна, чуть не сошел с ума – на подушке, рядом
Прекрасная и нежная, все еще она.
Как воин после битвы, находит
Обезглавленным себя,
Корабль после шторма – на тысячи кусков разбит…
Нарушены обеты! Сменила покой в душе – война.
Он обнаружил руины – самого себя,
Духовно был убит.
Отчаянье и страх – удел святых,
Нарушивших завет духовный.
Прошлое нельзя вернуть,
А искупление грехов – лишь кровью!
Не осталось ничего…
И на коленях, каясь и молясь, прося прощения, бормотал он,
В рыданиях задыхаясь…
И так изо дня в день,
Из ночи в ночь, не замечая ничего.
А рядом с ним она, тайная его жена,
Тихонечко его жалела, варила, убирала,
И тёпленькой водой, заплаканные его очи
Все утирала… И потихоньку рыдания
Облегченный вздох сменил,
Усталая улыбка, объятия во круг ее прекрасных ног,
И поцелуи в кругленький живот,
Который каждый день растет, растет,
И вот, уж скоро срок придет…
– СУД –
Самый страшный суд – людской.
Неведением и страхом порожденный.
И станет после гнева, народ сей, на век,
Безумием, и жестокостью клейменный…
По всей губернии пошел слушок, мол
« В церкви ведьма, со святым Отцом живет…
Отец наш околдован… – говорили, -
…Нечистый в церкви правит…
Видать уж, Нечисть не боится ни креста,
Ни ладана, ни святой воды…» -
И говоря так, люди, гнев
И страх свой распаляли, и обезумевшие
У дверей церкви, с факелами,
Стали огнем сжигать ближайшие кресты…
– «Мы верили тебе, а ты…
Нарушил житие святых…,
Ты нашу веру в нас убил…, богохульник…,
Нет – ты вор…, ты нашу церковь осквернил.
И потому – сожжем тебя и церковь,
И твою жену…» -
И ярость отразилась в пламени,
Горит духовный дом,
и пламя полно гнева праведного,
Хоть правильного нет ни капли в нем.
А Отче, далек уж от церквей,
Не видит уж губернии своей,
Не оборачиваясь, он бежит,
С беременной супружницей своей.
Сказала рано утром, что вот-вот родит,
И нужно уходить подальше от людей,
Пока никто не видит их.
– ТЕМНЫЙ ЛЕС –
Вот темный лес с живыми частыми деревьями,
Вокруг весь шелестит, и дышит,
Вот-вот обовьет ветвями…
И ветер, средь живых ветвей,
Листья слабые срывает, они словно
Лиственный ручей, струятся под ногами.
Бежит святой Отец, лесных чудес не замечая,
Их нет, как будто. В темном лесу ни лучика,
А между тем, давно прошло уж утро.
И под собою ног не чуя, брели они,
Все прошлое минуя, вперед…
На встречу новой их судьбе,
И не известно, что их ждет, и где?
– Вперед, – говорила она ему, сквозь тернии
Пробираясь, – Там…, мама у меня живет…
Она уж заждалась.
И время потянулось, как будто нет его,
Ход остановился, и кроме леса темного,
Усталости, нет больше ничего…
Бежит Святой Отец , в свои грустные мысли погружен…
– Пришли…, – её услышал голос, в лесной
Тиши, как звон.