Как читать и понимать музей. Философия музея

Традиция первых греческих школ-мусейонов оказалась достаточно устойчивой во времени. Платон преподавал в Академии на протяжении сорока лет, но в целом ее деятельность продолжалась почти тысячелетие. Ученики Аристотеля, в силу исторических обстоятельств бежавшие из Афин за пределы Эллады, перенесли на новую почву зерно философского учения своего учителя.

В истории музейного дела также были харизматические фигуры, оказавшие существенное воздействие на профессию и олицетворявшие в ней «отеческую традицию». Достаточно вспомнить, например, Вильгельма фон Боде (Wilhelm von Bode, 1845–1929), немецкого искусствоведа и создателя Музея кайзера Фридриха (ныне Музей Боде) и берлинского «Пергамона» (Pergamonmuseum), в котором был размещен (что символично для нашего повествования) выдающийся памятник античности – Пергамский алтарь (Pergamon Altar). Боде считают одним из родоначальников науки о музеях – музееведения (или музеологии в европейском употреблении). За свои профессиональные заслуги он был удостоен дворянского титула. Неофициально современники прозвали его «Бисмарком берлинских музеев». Боде имел очень высокий авторитет и за пределами Германии, в том числе и в России.

В Ликее Аристотеля, так же как и в Академии Платона, обрядовая практика сочеталась с учебной, а учебная – с составлением и хранением коллекций, как впоследствии это и будет делаться в музеях. Надо сказать, что мусическое знание воспринималось в Древней Греции как служение, доступное лишь посвященным. В этом отношении мусейоны Платона и Аристотеля являлись не только местом собирания вещей, но и собором лиц (21).

«Музей нужен как высшее выражение собора», – утверждал Федоров (22), без ученого сообщества он «есть тело без души». По мнению философа, слово «музей» постигла та же участь, что и слово «церковь»: под последним стал разуметься храм, под первым – хранилище. Жрецы мусейонов, первоначально следившие за накоплением и сохранностью вотивных даров, занимавшиеся их учетом и демонстрацией путешественникам, в храмах-школах получали посвящение в ученые братства.

Обладателями «жреческого» статуса, основанного на праве хранить и интерпретировать коллекции, начиная с XIX в. становятся музейные работники. Идея «служения» как «миссии» определяла код их профессиональной самоидентификации. В книге основателя московского музея А. С. Пушкина А. З. Крейна (1920–2000) «Рождение музея», изданной в конце 1960-х гг., по этому поводу говорится следующее: «Музеи заняли важное место в жизни людей, а в будущем займут еще большее… в каждом городе и местности – мы уверены в этом – будут возникать все новые и новые музеи как храмы в честь поколений… Люди же стерегущие эти храмы и несущие в них службу, станут одними из самых уважаемых и почитаемых людей» (23). Едва ли это предсказание можно считать по-настоящему оправдавшимся. XXI в. стремительно обесценивает значение гуманитарных профессий. К тому же музейные сообщества, подобно античным братствам мусейонов, даже в наши дни сохраняют некоторую закрытость. Символично, что еще во времена афинской демократии члены аристотелевского Ликея подвергались обвинениям в аристократизме (от греч. – власть лучших), что сами философы определяли как осознание своего высокого предназначения.

Хотя, по мнению исследователей, провести четкое «разграничение между музеем-мусейоном как обителью, союзом или собранием муз, творческим союзом-собранием посвященных и собранием священных предметов, вещей, используемых в культовых обрядах», чрезвычайно сложно (24), ясно одно: к моменту завершения периода греческой классики с организационной и правовой точки зрения мусейон представлял тип исключительно общественного института, что существенно для последующей истории публичного музея как института гражданского общества.

В значительной мере наши представления о греческих храмах муз строятся на свидетельствах эпохи эллинизма, периода наиболее широкого распространения греческой культуры за пределы Эллады (25). Объединившись под властью одного царя – Александра Македонского (356–323 до н. э.), греки начинают мощное движение на Восток и по мере расширения своей ойкумены (от др. – греч. – заселенная земля) все глубже ощущают потребность сохранить достояние оставленного вдали очага. Музеолог и один из авторитетных кураторов Лувра Жермен Базен (Germain Rene Michel Bazin, 1901–1990) в своей книге «Век музея» (26), в частности, отмечает, что совершенные Александром завоевания внесли в представления древних о пространстве временной фактор. «Цивилизация совершила решающий шаг от города к государству и империи, от циклического времени – к линиарному, от мифа к историческому прошлому…» (27). «Для Греции и для всего Востока, – писал Н. Ф. Федоров, – настала пора истории, время сдали в архив…» (28).