Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

Одно ясно – она не будет копией западных образцов, и сказать сейчас, какой она сложится в Венгрии, на Украине, а тем более в России, еще очень трудно. Неудачи преследовали перестройку во всех соцстранах – неудачи в том смысле, что желаемый образец западного благополучия не достигался за обозримое число лет. Он и не получится в рафинированном западногерманском или американском виде. Очень важно понять, почему даже в таких «очень западных странах», как Польша или Венгрия, не работают традиционные ценности Запада.

Я убежден (повторю это еще раз): «социалистические ценности», о которых говорилось выше, а особенно гарантированная работа без большого напряжения, стали весьма привлекательны для весьма широких слоев населения. Они уже вошли в сознание людей и будут рождать разнообразную оппозицию начавшимся процессам интенсификации рыночных механизмов. Да, мы идем к либеральной экономике. Она будет похожей на известные образцы, но только похожей, а на самом деле окажется иной, как иной она казалась не только в Японии, но и в других быстро прогрессирующих странах Тихоокеанского региона, сумевших даже избежать этапа первоначального накопления в его европейском обличье. Понять, какие могут возникнуть формы либеральной экономики на месте социалистической России, очень непросто – для этого необходимы тщательные социологические исследования как база для последующего прогностического анализа вариантов возможного развития.

К сожалению, сегодня у нас не существует удовлетворительного научного фундамента, объединяющего социологические и экономические исследования, и нам не на что опереться. Вот почему следует с большой осторожностью делать какие-либо категорические утверждения.

Либеральная экономика и ответственность интеллигенции

Россия не раз помогала Европе избежать опасностей и найти себя. Так случилось во времена монгольского нашествия, когда растоптанная Россия не дала прорваться на Запад ордам Чингисхана. Подобное произошло и во времена Наполеона и Гитлера. А 1917 год был грозным предупреждением всем народам мира, а не только Европы. И в этом контексте он сыграл свою положительную роль для цивилизации в целом.

У Октябрьской революции нет и не может быть однозначной интерпретации. Марксисты видят в ней кульминацию классовой борьбы, когда победившие пролетарии устанавливают на огромной территории новый порядок жизни. В результате возникает непримиримое идеологическое противостояние народов, сделавших свой «социалистический выбор», и государств, развивающихся по капиталистическому пути. Возникает антагонизм, не допускающий компромиссов. Отсюда неизбежность утверждения приоритета внешней опасности, необходимость жесткой централизованной власти, единства мировоззрения и т. д. Они отодвигают все остальные интересы на второй план. Идеологическое противостояние и нагнетание внешней опасности было необходимо государству «рабочих и крестьян» как своеобразное оправдание тоталитаризма и того «пути к рабству», о котором так блестяще писал Хайек.

Но закономерна и другая интерпретация истории XX века.

Начальная эра капитализма – условимся называть ее эрой Клондайка или дикого рынка – апофеоз свободы неограниченной инициативы, того самого принципа «laisser faire», который был провозглашен Французской революцией. Бесчисленные мерзости начальной эры капитализма описаны Диккенсом, Бальзаком и другими великими писателями прошлого. Ее системный анализ проведен Марксом и его последователями. Эпоха дикого рынка – это крайнее, гипертрофированное проявление ничем не ограниченной энергии и самодеятельности личности. Если угодно – предельное проявление антисоциальной сущности биосоциальных законов. И люди видели уродливость порядка эры Клондайка и искали альтернативы. Марксизм предложил лишь одну из них.

Но были и другие провидцы. Одним из них стал, может быть, лучший из учеников Маркса, Эдуард Бернштейн, которого поносил не только Ленин, но даже и «ренегат» Карл Каутский. Видя всю нерациональность родившегося «порядка XIX века», Бернштейн не предлагал его уничтожить насильственным революционным путем. Он был уверен в его неизбежной трансформации, в постепенном возрастании в нем самом социалистических начал. Теперь я бы сказал несколько по-иному: в общество свободного предпринимательства самой жизнью должны были постепенно вноситься элементы социальной ориентированности. И в его экономику, и в общественные отношения. И не только это. Рузвельт однажды сказал, что еще никто толком не знает, что представляет собой общество свободного предпринимательства.