В одном отношении мы оказались абсолютно точны: причиной катастрофы стала номенклатура, сама система партийной власти, которая воспользовалась ситуацией ослабления государства для устройства своих собственных дел, а красивые слова и обоснование всяческих мерзостей, творимых с нашим народом и нашей страной, взяла на себя «кухонная интеллигентщина».
Системный кризис дошел до своего логического конца – сама система рухнула. Возникла новая система со своими проблемами.
Интеллигенция в постперестроечный период
Новая система, возникшая на усеченной части Великого Государства и начавшая называться – на мой взгляд, по недоразумению – Россией (именно по недоразумению, ибо 25 миллионов русских, т. е. целая большая страна, населенная русскими, оказались за ее границами), сразу же погрузилась в условия системного кризиса. Но прежде чем это объяснять, я должен напомнить некоторые факты.
Диссидентское движение благополучно кончилось с началом горбачевской перестройки. Была утверждена так необходимая диссидентам гласность. Значительная часть «кухонной интеллигентщины» отчалила «за бугор», где стала писать пасквили о русском народе и нашей стране, другая значительная ее доля вошла во власть, и многие из нее вместе с частью номенклатуры превратились в «новых русских», обретя непонятным мне образом значительные капиталы, а то небольшое количество достойных людей, которые входили в диссидентское движение, слилось с остальной интеллигенцией, разделив ее печальную участь.
Итак, определенная часть интеллигентщины «вошла во власть». Я их иногда называю «гайдарообразными». Приход во власть подобной группы людей – страшное несчастье для нашей страны. Как правило, это не очень образованные люди, но с непомерными амбициями и еще большими аппетитами. И самое страшное их качество – это представление о самодостаточности. Последнее, к слову, говорит о дефектах и воспитания, и интеллекта.
К сожалению, интеллигенция не смогла противопоставить им никаких активных действий – она была распылена, деморализована и не всегда понимала суть происходящего. Да и к средствам массовой информации она уже не была допущена. Тем не менее кое-что пытались делать. Об одной из таких неудачных попыток я попытаюсь рассказать.
В самом конце 1991 года проходило последнее Общее собрание Академии наук СССР. Вел это собрание ее последний президент Г. И. Марчук. Обсуждалась проблема будущности академии, и прежде всего – кому она должна принадлежать. Я тогда выступил со следующим примерно утверждением: «Не существует проблемы принадлежности академии. АН СССР – это бывшая Российская академия наук. Ей такой оставаться и должно. Но есть другая, куда более важная проблема: как использовать интеллектуальный потенциал академии в нынешнее трудное, критическое для страны время? Во время Великой Отечественной войны была программа «Наука – фронту». Может быть, что-то подобное необходимо сделать и сегодня?».
Г. И. Марчук прокомментировал мое выступление следующим образом: «Инициатива всегда наказуема. Вам, Никита Николаевич, и писать письмо Ельцину».
Я такое письмо написал на следующий день и положил его на стол секретаря президента академии. В течение недели его подписали человек двадцать академиков, и я отнес его на Старую площадь, где тогда находилась канцелярия Президента Российской Федерации. Прошло несколько месяцев, и неожиданно для нас всех вышло распоряжение Ельцина об организации Совета по анализу кризисных ситуаций. В него были включены двенадцать членов академии, а я назначен его председателем. Но был назначен и куратор Совета – Г. Э. Бурбулис, тогда второе лицо в государстве.
Через несколько дней у меня состоялся весьма знаменательный разговор с куратором. Я сказал Бурбулису о том, что Совет, разумеется, будет работать на общественных началах, но для того чтобы он мог быть действенной организацией, необходимо, во-первых, какое-то помещение. Во-вторых, нужен ученый секретарь с приличной зарплатой, пара технических сотрудников и оргтехника, включая компьютер и правительственную связь.
Геннадий Эдуардович мне ответил примерно следующее (цитирую почти дословно): «Ну, Никита Николаевич, здесь же в Совете двенадцать мудрецов из академии. Пусть академия и побеспокоится, тем более что у нее сейчас много свободных площадей». Я пошел тогда к Ю. С. Осипову, который к тому времени уже был избран президентом академии. И повторил ему просьбу, с которой я обратился к Бурбулису. Он ответил мне следующее (тоже почти дословно): «Ну, Никита Николаевич, ведь мы же в этих вопросах не специалисты». Как будто на белом свете есть специалисты по переходу от социализма к капитализму! И тоже ничего не дал. И мы для наших встреч и работы использовали главным образом рабочий кабинет директора Института философии академика В. С. Степина.
Замечу, что Ю. С. Осипов тоже был членом этого Совета, но ни разу ни на одном заседании его не был.