Как далеко до завтрашнего дня

Резко ухудшилось и мое собственное здоровье. Во время войны у меня был поврежден позвочник. Но занимаясь активно спортом – зимой лыжами, летом альпинизмом, главным образом хождением под тяжёлым рюкзаком, я держал свою спину в таком состоянии, что неприятности декабря 1942-го года уже себя практически не напоминали. Но теперь мне было не до лыж, да и летом я тоже уже никуда не мог уехать на долго и, как раньше, по-нстоящему походить по горам. И боли в спине порой выводили меня из строя на несколько недель.

В это время и в моей служебной деятельности было далеко не все гладко. Космическая тематика себя явно начала исчерпывать. Надо было открывать новые горизонты. Я с начала 60-х годов исполнял обязанности заместителя директора Вычислительного Центра по научной работе. По существу на мне лежала ответственность за судьбу всех математических подразделений института. Директор, академик А.А.Дородницын в научные дела практически не вмешивался – его гораздо больше интересовал ЦАГИ, где он был одним из заместителей начальника этого грандиозного научно-исследовательского центра. Советоваться было не с кем. Мне надо было самому выбирать направление, в котором следовало поворачивать работу большого и талантливого коллектива. А поворачивать было необходимо, поскольку обстановка в стране стала существенно меняться.

Поглощенный своей личной жизнью, я не чувствовал в себе достаточно силы, чтобы ставить новые задачи, поворачивать направление работ. Я старался, но мысли и силы в те годы были заняты другим. Приходилось искать опору вовне. Я начал создавать новые отделы, привлекая в качестве их руководителей самостоятельных талантливых и энергичных ученых. Мне кажется, что это была верная тактика, позволившая избежать кризиса института или выдвижения на передний план профсоюзных или партийных функционеров, процесса неизбежного в период тематических трудностей исследовательских организаций, когда прямая потребность в традиционной деятельности начинала слабеть.

Была создана лаборатория исследования операций во главе с Ю.Б.Гермейером, лаборатория теории программного управления во главе с Г.С.Поспеловым, лаборатория дискретной математики во главе с Ю.И.Журавлевым...Появление в институте сильных и талантливых ученых, обладавших безупречной научной репутацией, в значительной степени снимало с меня главную трудность научного руководства – выбор задач и тем исследований для новых талантливых молодых сотрудников. А в то время к нам ежегодно шло отличное пополнение – много сильных молодых людей, стремящихся проявить себя в науке. Правильное использование рвущейся к работе молодежи было в ту пору самой главной моей и трудной задачей. Гораздо более важной, чем собственная исследовательская деятельность.

В результате такого расширения Вычислительный Центр превратился в первоклассное научное учреждение мирового уровня. Это понимали и у нас и за границей.

Сложная обстановка складавалась у меня и дома. Мне стало очень трудно находить общий язык с моими детьми. Вместо того, чтобы сплотиться вокруг общей беды, мы стали жить врозь – каждый сам по себе. Конечно в этом был виноват, прежде всего, я сам. Я всегда был через-чур занят своей собственной жизнью, работой, женой, альпинизмом. Хотя очень любил своих девочек, много думал о них, но я не вводил их в свою личную жизнь так, как это делали мои родители. В этом и состояла моя главная ошибка. Я брал их иногда с собой в горы, мы плавали порой вместе на байдарках. Но надо было нечто гораздо большее, надо было гораздо больше проявлять сердечности, строить общий духовный мир и стараться понять не только их духовную жизнь, но и включать своих детей в свой собственный мир так, как это делали мой отец или дед. Благодаря тому, что они умели разговаривать со мной как с равным, я тогда жил также и в мире их интересов и забот. Как это благотворно сказалось на моей судьбе! Что-же касается меня, то я почти никогда не говорил с девочками как взрослый со взрослыми, не объяснял им своих бед, своих радостей, не делился мыслями. Впрочем, и это моя беда, таков мой характер: по-настоящему я умел разговаривать только с самим собой. Кроме того, за время болезни матери у девочек выработалась реакция отстранения и они ушли в собственную жизнь, в которой для меня места почти не было. Во всяком случае гораздо меньше, чем мне это было необходимо.

А может быть, и им тоже.

Так или иначе, но после трагической кончины моей жены я остался в глубокой внутренней изоляции от всего окружающего и должен был начать жить как-то совсем по иному. Но сил у меня для этого не было. Прежде всего, я нуждался в сочувствии и поддержке.

И рука помощи мне неожиданно была протянута.

С Антониной Васильевной я познакомился у своих знакомых более или менее случайно. Мы стали иногда проводить время вместе. Когда человеку основательно за 50, то романы разворачиваются совсем по иному сценарию, чем в юности. Да и чувства, наверное, звучат по иному, чем в молодости.