Как дела, молодой человек?

Все остальное потонуло в визге и хохоте. Сестрица взвизгивала громче всех.

Надо прорваться во что бы то ни стало, не то с ними просто сойдешь с ума. Я взял берет и вышел в проходную комнату. Мацо корчилась от смеха, Жужа распевала во все горло и, как коза, скакала вокруг стола. Под носом у нее торчали кривые усы. Меня она не замечала.

- Привет! Что здесь такое? Цирк?

- Ах, ах, Кати! Ты сказала, что никого нет! Ах! - И Жужа сорвала усы.

- Без паники! - сказал я.-Продолжайте свой концерт. Я сматываюсь.

Мацо смотрела на меня, как удав на кролика, потом изогнулась и запустила руки в волосы.

- Не уходи! Останься с нами! Мы репетируем! О, Андриш, Андриш! - Она шла на меня, стреляя глазами, и зрачки у нее блестели, будто их только что смазали маслом.

- Не выйдет! Визжите без меня на здоровье! - сказал я, отступая к двери.

- Да ну тебя! - сказала Кати.- У нас в самом деле репетиция. Хочешь посмотреть?

- Не хочу! У меня дела.

- У него дела! Подумайте только, у него дела! Ах!

Все трое снова захихикали, завизжали, а я пулей вылетел за дверь.

■

Стемнело. Завернув на улицу Аттилы, я долго высвистывал на все лады, но Чабаи не подавал признаков жизни. Наконец в окне показалась голова его бабки.

- Петера нет! - крикнула голова.

- Нет? - переспросил я тупо.

- Ушел на собрание! - умиротворенно сообщила голова.

Я отвернулся, чуть не лопнув от смеха. Ну и шутник же этот Чабаи!

У наших ворот топталась тетушка Чех; держа в руках хлеб и бутылку минеральной воды, она беспомощно смотрела на щеколду. Меня она, конечно, видела, но просить об услуге не решалась. Наверное, вбила себе в голову, что все подростки - хулиганы.

Открывая ворота, я ей шепотом сообщил:

- Запомните хорошенько: в следующую субботу у нас собрание! Начало в девятнадцать ноль-ноль, конец - в двадцать четыре! Точно, как в аптеке!

- Что ты такое говоришь, мальчик? - спросила тетушка Чех, подставляя ухо.

- Я говорю: сейчас вечер!

- Ну да,- махнула она рукой,- конечно, вечер.

Я вышел на Вермезэ и долго прохаживался один. Мои родители тоже где-нибудь носятся, каждый, конечно, сам по себе. Надо идти домой, но как не хочется! Они ведь тоже придут, и опять атмосфера накалится, чиркнешь спичкой и - взрыв.

■

Понедельник. Кругом тишина. Кати отправилась к Жуже Гал.

Я сидел один, смотрел на открытку, и зубы мои отбивали барабанную дробь. Она стоит на коленях, поднимает руки: под мышками тень, груди вздымаются, как два крутых холма, и смотрит на меня сквозь решетку из камышей - полный интим.

Одно меня мучило - в четыре надо идти к Фараону. А он, конечно, начнет донимать, зачем я рисую голых баб. Спросит, факт! А вы как думаете, господин учитель? Какая все-таки пошлость: всю жизнь тебя спрашивают о том, на что могут прекрасно ответить сами. В конце концов наплевать. Наберу в рот воды, и ничего он из меня не выжмет. Это намного тяжелее, чем в классе: там ты подмигнешь, тебе подмигнут - все-таки утешение... А вот один на один попробуй-ка вывернись, помолчи как рыба... Ну, ладно... Может быть, повезет и Зизи окажется дома. При ней Фараон вряд ли станет заострять вопрос. Я у него уже бывал, и даже не раз. Не могу забыть последний визит, когда относил тетради. У Зизи была прическа с хвостом, и рядом с Фараоном она выглядела дьявольски юной. Я увидел ее и погиб.

- Зизи, будь добра,- робко, почти умоляюще сказал Фараон,- возьми у мальчика тетради.

Она подошла близко-близко, и на меня пахнуло благоуханной волной. Запах был свеж, как запах ветра, несущего дождь. На ней были узкие черные брюки и белый пуловер, плотно облегавший фигуру. Я моментально отвел глаза и уставился на ковер, но и на ковре маячило стройное тело и шелестящие русые волосы Зизи.

Мне казалось до дикости странным, что Фараон мрачно пялился на жену; рядом с ним, таким старым и лысым, ее можно было принять за дочь, нет, за фею, такую забавную фею, которую он заполучил с помощью волшебства.

Сколько раз с тех пор я мечтал о Зизи! Она улыбалась так же, как эта обнаженная женщина на открытке. В воображении я приникал к ней всем своим существом, ощущая податливое тепло ее полной груди. Сердце у меня вздрагивало, как забарахливший мотор, и тогда весь кузов дрожал от напряжения.

■

Я позвонил. Вспыхнул свет. Дверь открыла Зизи, еще непричесанная, с поблескивающими от воды волосами. Она смотрела на меня приветливо и так пристально, что я не выдержал и, отворачиваясь, замотал во все стороны головой. На ней был белоснежный купальный халат, стянутый в талии поясом; она его поминутно запахивала снизу, а он упорно распахивался сверху, и одна грудь, пухлая, как белый воздушный шар, почти совсем обнажилась. Шар был с отметиной - как будто на него уселся черный жучок.

Зизи спросила о маме, но ответ ее нисколько не интересовал - она таращилась на меня с таким видом, будто увидела черт знает что. Следующим был вопрос о Кати.

- Вы уже совсем юноша. А Кати? Все такая же хорошенькая?

- Такая, как всегда,- сказал я, и Зизи звонко и нервно засмеялась.

Наконец она дала мне пройти.

- Денеш! К тебе ученик! - крикнула она.