Как делать погоду

Невидимкой приезжает в плацкартном вагоне. Спешит по московскому тротуару мимо гудящих в пробке машин в стареньких полусапожках на рыбьем меху, в ношеном пальтеце. И ее приезд сразу же ощущается. Что-то происходит вокруг. Неба становится больше, оно повсюду: прохладное, звенящее струной, насыщенное ментолом, натертое до блеска стеклоочистителем. Свет обретает пронзительную яркость, заставляя очнуться. Наступление зимы – тот самый момент фильма, когда домохозяйки, бабушки, студентки и даже некоторые мужчины пускают слезу. Поэтому на день рождения я и хочу, чтоб под вечер пошел снег, оповещающий, что Зима с минуты на минуту прибудет в город. Но тут необходимо уточнить. Снег никогда не повторяется, он всегда немного другой. Очень важно, чтобы вы знали: с некоторых пор большие и правильные кружевные снежинки меня настораживают. В них есть что-то всеобщее, как в песнях, которые крутят в сигаретных ларьках и обувных магазинах. Эти правильные снежинки – холодные фракталы, каждый из которых неповторим и одинок. Втайне намекая на наше одиночество в этом мире, тихонько шурша, звеня ксилофоном, они сыплют на землю, поблескивая сиреневым, фиолетовым и голубым. На деле же все идеальные снежинки обманчивы. Упорядоченность их лучей настраивает на порядок, которого на самом деле нет. Потому что весь так называемый порядок – фикция и вранье, ведь в мире вокруг прямые линии начисто отсутствуют, а есть только зигзаги, потайные ходы, запасные выходы, обходные пути, мельтешение и шум. На мой взгляд, правильные снежинки созданы для того, чтобы медленно и печально осыпать могилы. Их аналоги, вырезанные из листа бумаги, наклеивают на стекла детских поликлиник под Новый год. В такие снежинки наряжаются девочки на утренниках. Алена рассказывала, что у нее тоже был костюм снежинки из легкого прозрачного шифона. Бабушка шила его Алене ночью, при тусклом свете старенького торшера украшала невесомое платье оборками и серебряным дождем. Но утренник почему-то сорвался. Алена никуда не пошла. И костюм снежинки с тех пор пылится без дела где-то в кладовке… Эти правильные снежинки умиляют детей. Каждая из них кажется чудом. Их наблюдаешь, затаив дыхание, и ловишь языком в пять лет. В пятнадцать в них отчего-то угадываешь примету приближения той самой, единственной любви на все времена. А в двадцать один они осыпают рукава пуховика, причиняя невероятную боль и тоску. Потому что ты начинаешь подозревать, что за этими кружевными снежинками ровным счетом ничего нет. Что за ними пустота. А после двадцати между тобой и такой снежинкой все время увеличивается расстояние, будто далекая звезда удаляется вместе с целой галактикой. Именно поэтому, Василь Василич, правильного и грустного снега в свой день рождения я не хочу.

– Хорошо, возьму на карандашик, что ты не любишь кружевные снежинки, – прошептал маг и чародей, – рассказывай-рассказывай, а я чайку выпью: продул меня в редакции злобный Зубняк, ухо стреляет, зуб дергает…

Тогда я признался Василь Василичу, что не особенно тянет получить на свой день рождения снег, который косо и поспешно осыпает улицы и дворы крупной колотой солью. И безжалостно колет лица укутанных в шарфы прохожих. Мне кажется, такая разновидность снега больше подходит к печальным дням. Потому что, когда человек утомлен и разочарован тем, что его сказка до сих пор не началась, – это всегда усугубляется. Люди толкают в метро. Мобильный заблокирован. На ящике электронной почты высвечивается «сервер недоступен». Магазин дисков перенесли в другое место. Голоса отдалившихся друзей в трубке выцвели и поблекли. И конечно, в печальные дни, когда бредешь усталый и выключенный домой, колючий снег очень помогает окончательно все испортить. Острые кусочки льда обстреливают лицо, сыплются за воротник. Но в тот момент, когда отчаяние утыкается тупым ножом в кадык, иногда все меняется к лучшему. Безжалостные крупинки, соль неба, что щиплет и царапает щеки, неожиданно заставляет очнуться и обрести полнейшее и спасительное безразличие ко всему. Так что колючий снег – на самом деле не худший. Иногда и он очень даже кстати. Но в какой-нибудь другой день.

– Ничего ты не понимаешь, сказочник, молодой еще. Подставить лицо под хрустальный колючий снег – ах, как же хорошо. Как это лечит от заблуждений и несчастной любви!

– Что лечит?

– То, о чем ты сейчас рассказывал, – хрустальный снег, – пробурчал Дыдылдин, громко прихлебывая, – он отрезвляет, поучает, устанавливает на нужную лыжню. Ладно, проехали. Не будет тебе хрустального снега, раз ты к нему пока не готов.