Как делили Россию. История приватизации

За ускоренной распродажей 1992 года последовали неплатежи, нефинансирование бюджетом, долги и залоговые аукционы. После чего большая часть промышленности России была захвачена или уничтожена.

Вернемся в 1990 год. За месяц работы на правительственной даче наша рабочая группа (официальное название – Рабочая группа по разработке концепции ленинградской зоны свободного предпринимательства (АЗСП)) в авральном порядке создала, сформулировала и отредактировала итоговый документ – собственно эту концепцию. В более напряженном мозговом штурме мне в жизни участвовать не доводилось. Я там, на даче, фактически жил – приходил рано утром, уходил поздно вечером. Примерно так же работали депутаты Ленсовета Сергей Васильев, Анатолий Карташов, Петр Лансков и Леонид Пайдиев. Многие работали дома и участвовали в вечерних обсуждениях. Помню, как на дачу приезжал Дмитрий Васильев (будущий председатель ФКЦБ), который не участвовал в разработке концепции, и спрашивал нас с Петром Лансковым, что мы там написали. Документ в итоге получился весьма своеобразный. В его финансовом разделе, который писали такие уважаемые ныне люди, как Сергей Игнатьев, Алексей Кудрин и Дмитрий Панкин, например, было предложение о введении собственной региональной (то есть городской) валюты. Предлагалось в пределах городской черты создать полностью обособленные свободные таможенные зоны за колючей проволокой. В общем, как в книге «Золотой теленок» – «объявить Черноморск вольным городом». Ну да ладно, грехи молодости. Я участвовал в разработке и редактировал разделы о приватизации и о структурной реформе, там таких ляпов и таких смелых предложений не было. Мы сформулировали основные положения и принципы, достаточно точные на тот момент: мелкие предприятия – приватизировать через аренду с выкупом, преимущество при выкупе предоставлять трудовым коллективам; крупные предприятия – через преобразования в акционерные общества и с индивидуальным подходом, постепенно, через фондовый рынок. Причем все это можно было осуществить в рамках действующего тогда законодательства СССР – законов о предприятии, об аренде, об акционерных обществах. Никто тогда не мог предположить, что в 1991 году возникнет новое государство – Российская Федерация, а в 1992 году заработает «конвейер смерти», уничтоживший тысячи российских предприятий.

Подписывать концепцию (то есть фактически план региональной экономической реформы) на дачу приезжал лично тогдашний председатель Ленсовета Анатолий Собчак. По дороге произошел забавный, но показательный инцидент. Собчак должен был приехать, кажется, часов в семь вечера. Сидим, ждем. Семь часов минуло, восемь, еще полчаса прошло – нет. Уже стемнело, фонари на улице не горели, снаружи почти ничего не видно. Кто-то позвонил в приемную – там удивились: «А он разве не у вас?» В общем, начались поиски. Собчак появился еще через полчаса. Что произошло? Это же был Каменный остров, кругом – правительственные, военные и министерские дачи. На правительственных дачах нет ни вывесок, ни табличек с адресами. Забор, вход, ограда, вход. Дач много – руководства армии, флота, КГБ, несколько правительственных, а если ошибся адресом, спросить не у кого – люди тут не живут. Отдыхающие из домов отдыха ничего не знают, а охрана дач, кроме своих объектов, ничего не знает и на вопросы отвечать не обязана. А водитель у Собчака был новый – водителя Ленсовета, который раньше возил начальство на дачи, Собчак уволил, взял своего, которому доверял, но тот раньше на дачах не бывал и место не знал. Мобильных телефонов, напомню, в СССР тогда еще не было. Навигаторов тоже. Еще один штрих к портрету Собчака – с ним вместе на дачу приехал только один человек – его тогдашний помощник Юрий Шутов, от знакомства с которым Собчак потом открещивался всю свою оставшуюся жизнь.

После подписания Собчаком концепция ЛЗСП была вынесена на голосование Ленсовета. Анатолий Чубайс и Сергей Васильев начали ее рекламировать и презентовать в научных экономических кругах и иностранным инвесторам, а Ленсовет создал под эту реформу новый исполнительный орган – Комитет по экономической реформе (КЭР), который и возглавил Анатолий Чубайс. Почти все, кто писал концепцию ЛЗСП, стали работать в КЭРе. Очень скоро Борис Львин уедет работать в структуры МВФ, Григорий Глазков будет работать в представительстве Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР) по России. Постоянно проводились различные семинары по обмену опытом, лекции – приезжал Милтон Фридман, отец монетаризма, какие-то важные поляки. Еженедельно – общее заседание КЭРа по текущим делам. Помню, на этих мероприятиях Борис Львин сидел и складывал из листов бумаги различные фигурки. Все остальные приходили с бумагами, папками, что-то помечали и записывали. Что меня поразило на всю оставшуюся жизнь – это механизм оперативного мышления Чубайса. Я больше не встречал людей с таким высочайшим уровнем точности и скорости принятия оперативного решения. Если Чубайс чего-то не понимал или не знал, он сразу же начинал выяснять этот вопрос до конца, пока не получал всю информацию, необходимую для принятия решения. Но когда у него была вся информация и полное понимание картины, решение принималось стремительно и очень точно. То, что тогда говорил нам на этих семинарах или заседаниях Чубайс, было потом реализовано в масштабе России.

«Целью приватизации является в первую очередь создание класса собственников». Это тогда уже говорил нам Чубайс. Не рост благосостояния общества, не общая эффективность производства, не благо для страны. Цель была чисто политической – уничтожение социалистической собственности и фактически социальных достижений социализма. Но вместо класса собственников Чубайс создал не социальный класс, не социальную прослойку, а кучку олигархов, владеющих всей собственностью России. Обучающих своих детей за рубежом. Вкладывающих награбленные у народа деньги за рубеж. Проживающих за рубежом.

Я эту фразу – про цель приватизации, тогда не понял полностью. И не придал ей особого значения. Только в 1992 году я вспомнил, что говорил в 1990 году Чубайс, и понял смысл его концепции приватизации.

Еще один характерный штрих к коллективному портрету команды Чубайса – почти все (скажем так, почти все, кроме меня и Леонида Пайдиева) молились, как на икону, на Пиночета и на поляков – на польскую приватизацию. Помню, при подготовке документа, который пережил всех мэров и всех депутатов – «Методики оценки стоимости имущества и определения уровня арендной платы за нежилые помещения», – я переводил какую-то польскую методику оценки стоимости имущества – страниц 50. Что интересно, поляки считали четыре стоимости: стоимость продажи – рыночную текущую стоимость действующего предприятия, отталкиваясь от капитализации прибыли; сравнительную стоимость – по аналогии с действующими предприятиями; продажную ликвидационную стоимость – стоимость продажи активов при ликвидации минус долги и продажную сравнительную – на основании продаж аналогичных предприятий. Технически польская методика была почти идеальной. Но что есть в Польше сейчас? Национальные виды промышленности – тяжелая промышленность, судостроение, угледобывающая промышленность практически ликвидированы. Польская банковская система фактически вся принадлежит иностранцам. Треть работоспособного населения Польши сейчас уезжает на заработки в Европу. Фактически Польша как страна полностью потеряла экономический и политический суверенитет. Польская политика полностью подчиняется интересам США. Таковы грустные итоги приватизации в Польше. Кстати, сейчас многие в странах Восточной Европы заново осмысливают события начала 1990-х годов – немцы в ФРГ голосуют за коммунистов, а чехи, которые ранее были несгибаемыми противниками социализма и очень способствовали уничтожению СССР (радио «Свобода» и «Свободная Европа», передовые части американских войск и штаб-квартиры американских спецслужб находятся в Чехии), так вот теперь эти чехи выходят на улицы с протестом против капитализма и с ностальгическими призывами к социализму. Стадо поняло, что оно пришло на бойню. Но поздновато. Что же касается любви к Пиночету, в ней еще тогда открыто признавались и Борис Львин, и Андрей Илларионов. Я и в те годы не понимал и сейчас не понимаю, как можно считать себя либералом и демократом и одновременно любить кровавого диктатора, убившего и изгнавшего сотни тысяч чилийцев, диктатора, превратившего стадионы в концлагеря? И, кстати, построившего крайне неэффективную асоциальную дикокапиталистическую экономику. Неисповедимы думы в головах «демократов».

Приватизацией в Комитете по экономической реформе занималось два отдела – отдел приватизации, в котором работали Дмитрий Васильев, Петр Лансков и я как внештатный эксперт, фактически бесплатно и на энтузиазме (я не ушел со своей основной работы), и отдел структурной реформы, который возглавлял Михаил Маневич и в котором работали всего два сотрудника, один из них – Алексей Миллер – занимался небольшими предприятиями в сфере сервиса и туризма. Что там было структурно реформировать в туризме, я не знаю, но эта работа привела Алексея Миллера после расформирования Комитета по экономической реформе в Комитет по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга, который возглавлял тогда мало еще кому известный Владимир Путин. Его значение для Собчака стало понятно позже, когда во время отпусков Собчак «оставлял город» не на «главных» вице-мэров по экономике или по финансам, а на малозаметного поначалу вице-мэра, возглавлявшего относительно небольшой и малозначимый комитет.

В общем, организованный в короткое время Комитет по экономической реформе начал одновременно создавать и разрабатывать огромное количество документов – проектов союзных и российских законов, нормативных актов Ленсовета. И готовить создание структур для осуществления собственно приватизации. Помню наши постоянные конфликты с юристами Ленсовета и исполкома Ленсовета – Игорем Соболевским и Дмитрием Козаком. Мы писали новые законы, которые противоречили старым.

В результате была сформулирована концепция проведения приватизации через две структуры: административную – Комитет по управлению государственным имуществом (КУГИ), который должен был осуществлять оперативное управление госсобственностью (федеральной, муниципальной), принимать программы приватизации, разрабатывать нормативные акты, и государственно-коммерческую – Фонд имущества, задача которого – продавать государственное имущество. Гладко было на бумаге… Но гораздо проще было все это делать через один орган, отдел по продаже государственного имущества в рамках КУГИ. Хотели так избежать коррупции и заинтересовать сотрудников, занимавшихся продажами. Два государственных органа – это два начальника, каждый со своими амбициями. Первый руководитель Фонда имущества Санкт-Петербурга Александр Утевский был очень сильным и независимым руководителем, и его твердая позиция противостояния КУГИ, которое тоже возглавляли не самые последние и не самые мягкие люди – Кох, Маневич и Беляев, запомнилась всем. Многие хитрые предприниматели тогда ловили рыбку в мутной воде противостояния Фонда имущества и КУГИ.

Надо заметить, что изначально идея создания органа, который должен заниматься оперативным управлением государственной собственностью была абсолютно правильной. Еще в царской России было министерство, не помню сейчас его точное название, типа министерства казенных имуществ или министерства государственных имуществ. Но цели, которые были поставлены перед Мингосимуществом и КУГИ, были изначально неправильны – создавался орган по управлению объектами, который должен одновременно эти объекты продавать, то есть уменьшать свое влияние. Ни один административный орган не будет так делать. Любой орган, отдел, управление, министерство стремится расширить сферу своего влияния и управления. Только в начале своей деятельности Мингосимущества под влиянием своих «революционных» руководителей занимался уменьшением количества госсобственности. Сейчас же задача его совершенно другая. Но все, что можно было продать, уже продано, и сейчас в руках Мингосимущества и КУГИ – жалкие крохи бывшей общенародной собственности.