Последней каплей стало то, что сзади кто-то подошел, погладил мою шею и что-то прошептал на незнакомом языке, только характер предложения можно было и по интонации разобрать. Все. Они сами этого пожелали. Их честно предупреждали не будить во мне зверя. Не пожелали внять голосу разума, теперь пусть пеняют на себя. Не успел Шира вытащить свой меч, чтобы тут же наброситься на сородича, как мой разум окончательно помутился, я рыкнула так, что сама испугалась, выпуская то, что вот-вот грозилось меня разорвать, на свободу, а потом – полная отключка.
– Сирина, приложи руки к алтарю, – сквозь туман в мой ничего не соображающий разум влетели слова. – Ну же, давай, у нас мало времени, – не унимался голос, такой теплый, такой родной. Я все время пыталась спросить, где мы и что происходит, но язык совершенно не ворочался, отказываясь повиноваться. В голове все еще шумело, по крови гулял адреналин.
Я машинально сделала так, как меня просили, и тут же левое плечо обожгло резкой болью, да так сильно, что я невольно вскрикнула и… окончательно пришла в себя, оглядываясь. Мы находились в храме, вдоль стен которого стояли статуи, но их формы были настолько обтекаемы, что невозможно было сказать, кто это, что изображают и к чему вообще относятся. Просто куски камня неправильной формы. Не подходя к нам, полукругом расположились х’арзы, их позы выражали напряжение, будто они в любую минуту готовы были схватиться за оружие. Только кого и от кого они собрались защищать? Или обороняться? Я еще раз огляделась. Больше ничего примечательного не было, кроме, наверное, слабой дымки, поднимающейся от алтаря и окутывающей нас с Широй.
Я застыла, все, что хотела спросить, застряло в горле. Слова не хотели произноситься, будто мой язык потерял чувствительность. Дымка между тем начала менять цвет: из молочно-белой она превратилась в светло-зеленую, потом в нежно-голубую, затем ее цвет стал серебряным и, окончательно укутав нас, будто в кокон, стал золотистым. После всех этих метаморфоз все резко исчезло, и громовой голос, заставивший вздрогнуть, раздался под сводами храма:
– Равноправие, истинные! Примите наши поздравления! Такого давно не было. Лично я счастлив!
А потом наступила тишина, которую нарушало только прерывистое дыхание собравшихся. Я посмотрела на довольного Ширу, притянула его к себе и поцеловала. Ну а что? Это ведь наша свадьба, как я понимаю. В этот момент меня никто больше не волновал. Были только он и я.
Со всех сторон стали раздаваться сначала неуверенные хлопки, которые постепенно становились громче. И вскоре уже все нам рукоплескали. Мы обернулись к собравшимся. Первые, кто бросился в глаза, были родители Ширы, в глазах которых была настороженность, а из-под легкой полупрозрачной туники была заметна повязка, которой, скорее всего наспех, перетянули рану. Вот тут у меня снова возникло множество вопросов. Что же произошло в тот момент при встрече? Как родственники моего жениха согласились на брак? И почему сейчас на меня все смотрят с таким выражением, будто монстра увидели?
Я недоуменно посмотрела на своего уже мужа, но тот только довольно скалился, смотря на меня со смесью гордости, нежности и обожания. Заметив мой вопросительный взгляд, шепнул одними губами:
– Потом. Позже я тебе обязательно все расскажу. Сейчас, как ты понимаешь, не время и не место, – и произнесено это было настолько интригующе, что во мне просто взыграло любопытство, но я понимала, что пока действительно не время, да и место и правда неподходящее.
Мы двинулись на выход сквозь толпу расступающихся гостей. И снова эти взгляды, они стали меня напрягать. Но я, навесив на лицо улыбку, шествовала рядом с супругом, стараясь ни на кого не обращать внимания. Смотрела только на него. Уже почти около самого выхода, когда возникла небольшая заминка, кто-то шепнул мне на ухо:
– Не забудь поблагодарить супруга, он спас твою жизнь от кары за массовые убийства.
Сказать, что я была поражена, ничего не сказать. Быстро оглянувшись, я никого не заметила рядом, но теперь меня уже начало лихорадочно потряхивать от желания узнать, что же произошло. А когда оказались на улице, мысли повернулись в другую сторону, так как там стояли мои родители, которые, как оказалось, тоже находились в храме, но вышли одними из первых; наши друзья, которые довольно скалились, смотря на наши счастливые лица; ректоры обеих академий – моей первой и хранитель. И тут же ужасная мысль закралась в голову: успели мои родители услышать оскорбления или нет? И как к ним самим отнеслись родственники Ширы? Я разглядывала маму и папу, пытаясь хоть что-то прочесть по их лицам, но у меня ничего не получалось. Они, как и все, мило улыбались, разглядывая нас.
Некоторые из родственников супруга косились на наших друзей и на моих родителей, приглядывались к маме, но дергались от взгляда отца. Мне хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Но я шла с высоко поднятой головой. В конце концов, это мой праздник. Наш с Широй.