Как дети добиваются успеха

В когнитивной гипотезе есть нечто безусловно притягательное. Мир, который она описывает, аккуратен и утешительно линеен; он представляет собою ясный пример того, как вклад, сделанный в одном месте, ведет к результату в другом! Меньшее количество книг в доме означает меньшую читательскую активность; меньшее количество слов, произнесенных родителями, означает суженный словарь их детей; большее количество заполненных рабочих тетрадей в Kumon означает лучшие оценки по математике. Соответствия порой казались почти комически точными: Харт и Рисли вычислили, что ребенок, который растет в семье безработных, нуждается равно в 41 часе интенсивной языковой подготовки каждую неделю, чтобы перекрыть словарную «пропасть» между ним и ребенком из семьи рабочего класса.

К трем годам, как определили Харт и Рисли, дети, воспитывавшиеся в семьях интеллектуалов, успевали услышать около 30 миллионов слов; дети безработных – всего 10 миллионов.

Но в последнее десятилетие (и в особенности в последние несколько лет) сообщество экономистов, деятелей образования, психологов и неврологов начало публиковать свидетельства того, что многие из допущений, лежащих в основе когнитивной гипотезы, подлежат сомнению.

Наибольшую роль в развитии ребенка, говорят они, играет не количество информации, которое мы успеем впихнуть в детские мозги за первые несколько лет жизни. Гораздо важнее вопрос, сможем ли мы помочь ему развить совершенно иной тип качеств, список которых включает настойчивость, самоконтроль, любознательность, добросовестность, выдержку и уверенность в себе. Экономисты называют их некогнитивными навыками, психологи – индивидуальными особенностями, а все остальные – просто характером.

Для определенных навыков чистый расчет, стоящий за когнитивной гипотезой, – мол, при развитии навыка нужно начинать как можно раньше и тренироваться как можно больше – абсолютно работоспособен. Если мы хотим отработать штрафной удар, то две сотни свободных бросков в день определенно лучше, чем двадцать таких бросков в день. Если ребенок учится в четвертом классе, то прочтение сорока книг за летние каникулы улучшит его читательские навыки в большей степени, чем прочтение четырех книг.

Некоторые навыки и впрямь можно назвать вполне механистическими. Но когда речь заходит о развитии более тонких элементов человеческой личности, все уже не так просто. Мы не научимся лучше справляться с разочарованием, если просто будем старательно работать над этим в течение большего количества часов. Детям не хватает любознательности не потому, что им не дают упражнений на любознательность в достаточно раннем возрасте.

Способы, которыми мы приобретаем и теряем такие навыки, определенно обладают причинной природой – психологи и неврологи за последние несколько десятилетий многое узнали о том, откуда берутся такие навыки и как они развиваются, – вот только их природа сложна, непонятна и часто довольно загадочна.

* * *

Эта книга посвящена новой идее – той, которая становится все отчетливее и уверенно набирает ход в классных комнатах, клиниках, лабораториях и лекционных залах по всей стране и во всем мире.

Ее сторонники считают, что воззрения общества в области развития ребенка в последние несколько десятилетий шли по неверному пути. Мы фокусируемся не на тех навыках и способностях наших детей, на которых нужно; мы используем неправильные стратегии, обучая этим навыкам.

Вероятно, называть это движение новой школой мысли пока рано. Во многих случаях исследователи, работающие в этом направлении, действуют изолированно. Но такие ученые и педагоги все чаще кооперируются и начинают сотрудничать, протягивая друг другу руки сквозь границы академических дисциплин. Аргументация, которую они по крупицам собирают, обладает достаточным потенциалом, чтобы изменить весь способ воспитания наших детей, все руководство нашими школами, все принципы построения нашей социальной «сети безопасности».

Если возможно назвать одного человека, который занимает центральное место в этой новой междисциплинарной общественной сети, то это – Джеймс Хекман, экономист из Чикагского университета. Хекман может показаться совершенно не той фигурой, которая способна возглавить восстание против диктата когнитивных навыков. Он – классический интеллектуал-академист в толстых очках, с IQ, уходящим в стратосферу, с карманами, оттопыривающимися десятком механических карандашей.

Он рос в Чикаго 1940—1950-х годов, родившись в семье менеджера средней руки, работавшего в компании по производству мясных продуктов. Ни один из его родителей не получил высшего образования, но они оба рано заметили, что их сын обладает не по годам развитым разумом.