Как дети

В его самоотождествлении с женщиной не было никакого сексуального подтекста, только навязчивое желание самому хоть в чем-то разобраться. Идя по улице, сидя на лекции, засыпая дома один, он пытался ощутить эту тяжесть, какое-то конвульсивное шевеление – где оно может быть? прямо в животе? еще ниже? Вынашивал только одну мысль: как уберечь Дашу, как уберечь их обоих – от чего? От необъяснимого. От того, чего ни в его, ни в ее жизни ни разу не было. Он предполагал, что, если сможет, пускай отчасти, перенять хоть малую долю настоящих Дашиных переживаний, все выровняется, наступит понимание, они вновь смогут принять друг друга. Но Тим ничего не мог почувствовать, как ни пытался. Он был заперт внутри собственного «я», внутри взбунтовавшегося, но остававшегося до обидного предсказуемым мальчишеского организма. Чем сильнее он что-то старался понять, тем с большей очевидностью осознавал, что понять больше, чем положено, ему не удастся.

Конец их общим терзаниям положил Дашин звонок:

– Мы завтра не сможем встретиться. Буду дома сидеть, у меня начались месячные. И они довольно болезненные.

– Именно в этот раз болезненные? – спросил Тим. Голос Даши его успокоил. Болячки можно пережить.

– Последние несколько раз, – уточнила Даша. – Раньше было полегче. Пока кое-кто не внес в мою жизнь изменения, – Тим наизусть знал улыбку, с которой она это сказала. И впервые за день по-настоящему улыбнулся сам.

– Тогда я к тебе приеду, – сказал он.

– Лучше не завтра. Но идея мне нравится, – ответила Даша.

Тим ощутил невероятное облегчение. Теперь они вновь чувствовали одно и то же. Они вновь были одним понятным целым.

12

В понедельник утром Тим чувствовал себя прекрасно. Он начал внутренне репетировать разговор с родителями, понимая, что расскажет им все, как только узнает окончательный ответ. Он чуть не проболтался им, собираясь в институт. Не сделал этого только потому, что мама с отцом были слегка раздражены, тоже занятые утренними сборами. И потом, он еще не решил, как это сделать – самостоятельно или вместе с Дашей. «Сейчас Даша у врача. Или уже ушла от него. Скоро она все узнает и расскажет мне», – подумал он.

Вытираясь после душа, он посмотрелся в зеркало. Ребра торчат во все стороны. Ноги такие тонкие, что напоминают две хоккейные клюшки. Но вот предплечья у него сильные. Можно даже было бы сказать, накачанные, если бы он их когда-нибудь качал. Да и вообще мышцы на месте, все видно. Спортивный мальчик. Только спорт здесь ни при чем. Такой комплимент от возраста, от природы: это тебе на первое время, не забросишь – будет еще лучше. И внезапно Тим понял, что он больше не черновик собственных родителей. Он крепкий, ни на кого не похожий молодой человек (да, да, именно это «ужасное» слово).

Он вспомнил фильм про Тинтина, который так не понравился Даше (а ему как раз понравился). Никого ведь не смущает, что этот паренек, с розовыми щеками и льняным чубчиком, с телом и внешностью школьника, живет один. Хотя возраст его не уточняется и ведет он себя порой совсем как ребенок. Потому что заранее понятно, что Тинтин со всем справится.

И выйдя в свежее майское утро, ощущая собственную розовощекость и белобрысость как некий отличительный знак, Тим понимал, был точно уверен, что и он теперь тоже справится.

Люди с колясками больше не пугали его, наоборот, он как будто чувствовал свою причастность к этому негласному сообществу. Глядя по сторонам, примерял на себя ту или иную роль. Замечал людей, ведущих за руку детей четырех-пяти лет. Дети топали за взрослыми неуклюжими пингвиньими походками.

Тим ждал новостей от Даши, чтобы начать внутренне готовиться к их общему будущему. Один телефонный звонок или короткая встреча – и все изменится. Поймал себя на том, что пытается представить, какая из них получится семья (раньше он считал, только девушки о таком думают). Проговаривал про себя, что и как он скажет родителям. Понимал: вне зависимости от их решения, все теперь будет иначе. Надеялся, что если не сразу, то со временем они все равно примут эту новость, знал, что они его не оставят, не отвернутся.

В его мыслях о будущем возникла уверенная легкость. Сам для себя он уже принял решение, любые возможные трудности – вопрос времени. Все разрешаемо, если он этого захочет, а он уже по-настоящему хочет. Он справится, они справятся. Все случилось только потому, что они любили (теперь он это точно знал) и доверяли друг другу. Зачем же отказываться, отворачиваться от этого. Ну разве это не глупость?