Можно было психануть и развернуться, но не в моём случае. Меня разбирал азарт. И, уж если совсем честно, желание играть дальше – приз глаз радовал. Она была сладкой. И отчего-то я чувствовал себя рядом с ней пацаном, бесшабашным и весёлым. Мне нравилось нырять в её глубокие глаза и обнаруживать неожиданности. Она – как тёплый океан, по которому плавают айсберги. Но я же не Титаник, прорвёмся!
Я сел за руль. Откусил кусок батона и поехал дальше, выбрав по навигатору самую короткую дорогу.
Ага. Вот она, топает. Очень приличная девушка во вздыбленной юбке. Самое место ей тут – ходить мимо толпы гопников одной в темноте. Я сбавил скорость, опустил стекло на двери и остановился рядом.
– Садись. Не так уж долго и ждать бы пришлось. Или в подъезд по времени запускают?
Катерина отскочила от проезжей части и уставилась на меня.
– Андрей Викторович, спасибо. Но нет. Не нужно. Тут близко, я сама дойду.
Я вздохнул.
– На вид и не скажешь, что ты такая норовистая.
– Извините, сравнение с лошадью мне кажется оскорбительным.
– Кто говорил о лошади? – усмехнулся я. – Садись.
– Поезжайте домой, – выпалила она и зашагала дальше.
Я медленно поехал за ней.
– Тут такая дыра, что одной ходить небезопасно, – сказал я.
– Я хожу здесь два года, и всё хорошо.
Впереди загоготали подростки. Я начал злиться.
– Садись уже! Катерина! А то премии лишу!
Она мотнула головой и потопала гордо, словно юбка не набекрень и мозги тоже.
От толпы отделился долговязый хмырь в трениках и направился в сторону Катерины. Я напрягся. Остановил тачку и выскочил к ней. Хмырь, побивая кулаком о ладонь, спросил у Катерины:
– Эй, чика? Проблемы? Тебя достал этот урод на Ровере?
Ромашка забормотала и замотала головой:
– Нет-нет, что вы! Всё в порядке…
– Он тебя ещё и запугал! – Хмырь подхватил мою Ромашку под локоть: – Пойдём тогда.
– Не надо…
– Да чо ты! Пошли.
– Руки от неё убрал! – рявкнул я, подбегая.
– Да тут кто-то нарывается! – хмырь выпустил Катю и замахнулся.
Я отбил удар, вмазал хмырю под глаз и, развернувшись, оттолкнул Ромашку поближе к машине:
– Идём.
Вдруг в голове заплясали звёздочки и загудело, словно она была пустым жбаном, по которому жахнули кувалдой. В следующую секунду я приземлился на копчик в кустах. Катя вскрикнула. Я встряхнул головой и поднялся. Жбан продолжал звенеть. Я зажал уши. Ещё один верзила шагнул ко мне, за ним двое других. Чёрт! Я же не Брюс Ли… Нащупал в кармане ключи. Если зажать в кулак и двинуть, получится эффект кастета. Начал подниматься, качнуло здорово.
– Эй, урод, сейчас мы тебя научим, – заявил переросль.
И тут моя Ромашка со вздыбленными волосами и юбкой кинулась им наперерез. Звонким, резким, почти басом, которого от неё ни я, ни вообще никто на свете ожидать не мог, она гаркнула:
– Прекратите! Сейчас же уйдите от него! Это мой парень! – встала передо мной, кулачки сжала и задрала вверх голову: мол, будете иметь дело со мной. Тонюсенькая. Но даже я силу почувствовал. Хотя откуда в ней сила-то? В Ромашке?..
Эффект неожиданности был впечатляющим – любой бы удивился, если б воробушек вдруг, как у Чуковского, замычал бычарой. Качок с друзьями притормозили, челюсти отвисли. Хмырь, потирая скулу, по которой я успел заехать, спросил недовольно:
– Если парень, чего ж ты выпендриваешься?
Строго и всё так же оглушительно громко, с безапелляционностью бывалого директора в школе для несовершеннолетних преступников, Катерина заявила:
– Милые бранятся, только тешатся. И будьте любезны, без фамильярностей, молодой человек. Ваше вмешательство похвально, но не в данном случае!
Откуда в ней столько звука? И такого? – кажется, думал не только я.
– Ну как знаешь, знаете… – пробормотал хмырь. – Как лучше ж хотели…
– Благодарю за неравнодушие! – скомандовала Катерина. – Вы свободны! Идите!
И, что самое странное, они пошли.
Я встал и отряхнулся, ошарашенный не меньше юных гопников. Дурацкое чувство, когда тебя спасает от сломанных рёбер и сотрясения мозга хрупкая девушка в балетной юбке. Катерина обернулась ко мне.
– Андрей Викторович, вы в порядке? – Голос стал обычным, разве чуть позвонче, чем в офисе. Она окинула меня взволнованным взглядом, стряхнула листики и травинки с моего рукава. – Мне так жаль…
Я потёр затылок, отряхнул пиджак и спросил:
– Катерина Валерьевна Кутейкина, с вами хоть что-то бывает просто?
Она виновато пожала плечами, вновь превращаясь в беззащитную ромашку.
– Не знаю… Ой, у вас кровь! – и коснулась пальчиками моей брови.
Я чуть скривился от боли, но накрыл её тонкую руку своей.
– Ерунда.
Она засмущалась, словно настоящая. А меня распирало любопытство:
– А ещё раз так гаркнуть можете?
Она моргнула невинно и прочирикала робкой синичкой, словно никогда на свете не оглушала окружающих, как гудок на барже:
– Это я просто на опоре. Так у меня меццо-сопрано, но вообще я могу взять четыре октавы… – и добавила в ответ на мои вытаращенные глаза: – Я вокалом занималась. Оперным. Но бросила.
– По-моему, зря, – сказал я.
– Я просто испугалась…
– Напомните мне больше вас не пугать, ладно? – я подумал, прищурился и хмыкнул: – Или, наоборот, пугать…