Как до Жирафа…

С другой стороны, в забитую работой голову больше ничего не помещалось: ни размышления о судьбе бунтовщиков в королевстве Жирафов, ни страхи про платежи пятого числа, ни возмущение тиранией и деспотизмом, ни дедуктивные попытки вычислить связь бабушки с ВГ. Хотя мысли об Андрее и Машеньке всё равно просачивались между строк перевода.

Что ему сказал отец? Что Андрей думает обо мне после этого? А после вчерашнего? Не болит ли у него разбитая бровь? А главное, что с малышкой?

В обед я не выдержала. Написала в Вотс Апе:

«Что с Машенькой? Надеюсь, не очень серьёзное?»

Он не ответил ни через пять минут, ни через пятнадцать, и я мысленно отлупила себя по рукам. Ну зачем я лезу в чужую жизнь? К чужому ребёнку? Разве он приглашал меня? Просил об участии? Обещал что-то?

Один поцелуй… Возможно, для него он ничего не значит?

Вопросы и ответы с каждой минутой спускались всё ниже по шкале радости, до грусти, до дрожи в пальцах и слабости в коленках. Меня даже стало подташнивать от волнения. И я всё меньше думала о работе, начала делать ошибки, опечатываться через слово.

Да, с таким раскладом меня точно уволят. А тогда… В голове видеоклипом со мной в главной роли разложился романс Изабеллы Юрьевой в вольной интерпретации:

«Зима, метель и в крупных хлопьях При сильном ветре снег валит, У входа в храм одна в лохмотьях Катюшка нищая стоит. И подаянья ожидая, Она всё с глупостью своей. И летом, и зимой босая, Подайте ж милостыню ей. О, дайте милостыню ей…[8]»

В момент кульминации жалобной песни, когда я представила себя в поисках булочки от гамбургера в мусорнике у МакДональдса, нищая и гордая, как певица Мадонна в эпоху дозвёздной юности, и проезжающих мимо на золотой колеснице Жирафа-младшего и Жирафа-старшего в мантии с красным подбоем, лавровом венке и с французским батоном вместо жезла, мой смартфон звякнул. Я жадно схватила его и впилась глазами в экран.

«Температурит. Капризничает. Врач сказал, вирус подхватила в садике. В общем, грипп», – написал царевич.

Ответил! Он мне ответил!

Температурит…

И через пару мгновений пришло ещё:

«Спасибо, Катя!»

Мне показалось или правда было написано с чувством? Я аж подскочила на своём стуле и растеряла себя на пиксели от волнения.

– Тебе кто-то кнопку подложил, что ли? – хмыкнула проходящая мимо бухгалтер Марина.

– А?! – Я глянула на толстушку в трикотажном платье, изумившись так, словно она была зелёным человечком, предлагающим у подземного перехода каталоги Эйвон.

– Некоторые только и делают, что в телефон пялятся вместо работы, – проворчала Анжела.

– Ты не о себе случаем, душа моя? – хихикнул Максик из хозов.

– А я себе новый телефон присматриваю, – невпопад вставила Варя. – Вы какой посоветуете?

Мне было абсолютно всё равно, о чём они говорят. Или о ком. Мне хотелось нырнуть в экран Вотс Апа, как в портал для перемещения, и телепортироваться к Андрею. Увидеть его глаза. Взять Машеньку на ручки и, как волшебная фея, вылечить её одним поцелуем в лобик. А его – в бровь. И чтобы было всё хорошо, чудесно; чтобы от взмаха руки вокруг запели кофейники и заплясали чашки, влетели в окошко белые голуби и мышки в юбочках спели песенку, как в Диснеевском мультфильме. Ну, почему я не фея?

Резкий звонок телефона вернул меня в реальность.

– Договор готов? – спросил юрист Женя.

– Нет, – спохватилась я, – но скоро.

– Скорее давай. С утра жду!

– Извини, я постараюсь… – пробормотала я и переключилась на рабочее поле Традоса.

Бог мой, как же сложно теперь было сосредоточиться на работе! Спасибо тому, кто придумал Традос – программу для переводчиков, подставляющую стандартные слова и фразы из баз данных на заданную тему. С горем пополам я сдала договор, и снова звякнул телефон. С замирающим сердцем я глянула на экран и опешила: не Андрей. И даже не Агнесса.

Это было сообщение от Миши, моего бывшего…

Что ему от меня надо?!

Моя рука дрогнула в порыве удалить сразу же, но любопытство победило. Я открыла послание и зависла.

«Зайду к тебе вечером после работы, малыш. Очень надо поговорить!» И смайлик с поцелуйчиком. Три.

Что?!

Вот сейчас реально захотелось телефон разбить, и чашку, и тарелку с приблудным печеньем. Особенно за смайлики! Два года! Почти два он молчал, он даже думать не хотел, как и на что я выживаю, а теперь пишет?! Называет меня по-старому «малыш»?! После того, как я смачно послала его вчера ночью перед компьютером ко всем чертям?