Опять-таки, в духе объявленной «демократизации», для обсуждения на места был разослан проект нового «Положения о ГУОТ СССР», в котором говорилось, что его деятельность «осуществляется в условиях гласности, открытости и с учетом обеспечения права граждан СССР на получение через средства массовой информации сведений о сферах деятельности Советского государства и жизни советского общества, а также другой общественно значимой информации». В проекте снова подчеркивалась необходимость перейти на хозрасчетную работу и даже рекомендовалось ввести «полудобровольный» режим «спецредактирования»: редакция, заключив договор с цензурой, посылает ей свои материалы «в целях выявления в них сведений, составляющих государственную тайну», и в случае обнаружения таковых цензор информирует редакцию, которая затем и «принимает окончательное решение о возможности их публикации». Как говорится: мы вас предупреждали, а дальше пеняйте уж на себя… Кроме того, сотрудники ГУОТа должны «осуществлять выборочную проверку материалов средств массовой информации (после выхода их в свет) и в отдельных случаях о фактах разглашения сведений, составляющих государственную тайну, информировать правоохранительные органы». Проще говоря, доносить «куда надо»… Весьма интересно и ново звучал такой пункт «Положения…»: «В целях демократизации и гласности при нем образуется на общественных началах Совет по делам государственных тайн в средствах массовой информации. В состав Совета входят представители заинтересованных ведомств, министерств, средств массовой информации, общественных и творческих союзов»[370]
.Проект был разослан на места и вызвал, надо сказать, любопытную реакцию начальников управлений. В Ленинграде, например, посчитали, что «в новых условиях… наши управления становятся вообще лишней административной единицей, тем более что с ликвидацией политической цензуры у нас утрачиваются управленческие функции по разрешению или запрещению материалов к печати, контролю деятельности полиграфических предприятий. Управления на местах становятся консультационными организациями, оказывающими методическую и другую помощь редакциям, средствам массовой информации, издательствам и издающим организациям». Еще интереснее ответил начальник мурманской цензуры, посчитавший, что предложенный ГУОТом проект «не отражает в должной мере перестроечных процессов, происходящих в стране, в обществе». «Встает закономерный вопрос: нужна ли государству такая система, в которой, по выражению В. Коротича (редактора самого прогрессивного журнала того времени — перестроечного «Огонька». —
К середине 1990 г. «Положение о ГУОТе и его органах» было утверждено. В «Памятке цензору» по-прежнему фигурировали такие «объекты деятельности», как «рукописи, предназначенные к депонированию, экспозиции выставок, аудиовизуальные материалы, предназначенные к вывозу за границу». Согласно новому «Положению о Ленинградском Управлении ГУОТ», оно призвано в новых условиях «осуществлять на договорной основе рассмотрение и консультирование материалов, распространяемых через печать и другие средства массовой информации в целях выявления в них сведений, запрещенных к опубликованию». Кроме того, «оно осуществляет выборочную проверку материалов печати региона после выхода их в свет, сообщает руководителям организаций об установлении фактов нарушений в области охраны государственных тайн в целях закрытия источников распространения таких сведений»[372]
.