Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

Крайне подозрительно относились контролеры к вывозу рукописей, среди которых могли оказаться тексты самиздата, — произведения писателей андеграунда, подпольные альманахи, журналы и т. п. Конечно, многие из них все же проникали за границу благодаря помощи зарубежных славистов, иногда дипломатов, но и цензоры-таможенники не дремали. Подозрение вызвали даже студенческие записи лекций. На одном из собраний парторганизации Ленгорлита в 1958 г. отмечены были «недостатки в таможенном контроле… необходимо решить вопрос о контроле конспектов лекций, вывозимых студентами за границу… сейчас материалы никто не контролирует»[113].

Даже сами цензоры не должны были поддаваться искушению прочитать конфискованные ими же книги. В этом отношении весьма любопытен спор, разгоревшийся на упоминавшемся выше закрытом партийном собрании Ленгорлита в октябре 1958 г. В протоколе зафиксировано выступление (точнее — прямой донос) цензора Николаева: «Таможенной группой была задержана книга Пастернака “Доктор Живаго”. Книга вредная, антисоветская, ее прочитали работники Таможенной группы. Коханович передал ее Чернышеву. А зачем это было делать? Совсем не нужно ее всем читать. Каждый должен читать то, что касается по работе». Сотрудник Таможенной группы Зелеранская попробовала, было, защитить своего товарища, сказав, что выступление Николаева «по вопросу о книге Пастернака вызвало у нас недоумение… с задержанными материалами обязательно должны знакомиться те цензоры, которым это может пригодиться в практической деятельности. Информация о задержанной литературе необходима». Согласившись с тем, что «это книга вредная, антисоветская», она, тем не менее, полагала, что все работники должны знать о ней, поскольку она может встретиться в букинистических магазинах, а также в ссылках на нее в литературе. Начальник Ленгорлита Соколов поправил Зе-леранскую, заявив, что она неправильно поняла выступление Николаева: «Нужно знакомить с задержанной литературой только тех, у кого есть деловой интерес к этому»[114].

По неясным для нас причинам романом Пастернака заинтересовалось другое охранительное ведомство — Ленинградское управление внутренних дел (т. е. милиция). Следователь управления, в отличие от своих коллег из Горлита и КГБ, ничего не знавший об этом романе и приключившейся с ним в 1958 г. громкой истории, 9 февраля 1970 г. запросил Ленгорлит: «В связи с возникшей необходимостью, прошу сообщить, издавалась ли в СССР, за границей, запрещена ли к ввозу в СССР прилагаемая книга “Доктор Живаго”. Следователь майор милиции Григорьев». Горлит рассеял «сомнения» следователя, подтвердив, что книга в СССР действительно не издавалась, «ввозу из-за границы не подлежит и запрещена к распространению в СССР»[115].

По-видимому, книга была обнаружена при обыске по какому-то уголовному делу. Не исключено, что об этом факте следователь сообщил родственному учреждению, расположенному в соседнем здании, — управлению КГБ — так сказать, по принадлежности… Роман фигурирует почти во всех запросах этой организации, на которые цензура неизменно отвечала в таком духе: «Идеологической диверсией является и распространение в СССР книги Б. Пастернака “Доктор Живаго”, в которой высказываются взгляды, чуждые миру и социализму, бросается тень (! — Л. Б.), шельмуется наша страна». Или: «Роман написан с антисоветских позиций, выражает глубокое разочарование автора в идее революции, неверие в возможность социальной перестройки общества». В зарубежном издании сборника Пастернака «Проза 1915–1958. Под редакцией Г. П. Струве» обнаружен такой «криминал»: «В предисловии, написанном В. Вейдле[116], венцом творчества Б. Пастернака признается “Доктор Живаго”, произведение в СССР не издававшееся, имеющее антисоветскую направленность, получившее в советской официальной критике резко отрицательный отзыв». В сборнике «Стихи 1936–1959» найден был другой: «Издание вышло под редакцией Г. П. Струве, ярого антисоветчика, что выразилось в подборе стихотворений, имеющих явно антисоветский характер. Сюда же включено стихотворение “Нобелевская премия”, написанное после выхода в свет за рубежом “Доктора Живаго”, где автор изображает себя “загнанным в угол зверем” (цитируется первая строка стихотворения, написанного в январе 1959 г.: «Я пропал, как зверь в загоне…» — А. Б.). Большинство включенных в сборник стихотворений в СССР не издавалось. “Темы и вариации” в Советском Союзе не издавались, распространению не подлежат»[117]. В последнем случае имеется, очевидно, в виду книга Пастернака «Темы и варьяции. Четвертая книга стихов» с выходными данными: Москва — Берлин, издательство «Геликон», 1923.