Как это сделано. Темы, приемы, лабиринты сцеплений (сборник статей)

<Письмо 47 — к де Мертей> Благодаря <…> длительному воздержанию я нашел Эмили <…> привлекательной <…О>на согласилась послужить мне пюпитром, на котором я написал письмо моей прелестной святоше <…> написанное в кровати и почти что в объятиях потаскушки <…и> прерывавше[е]ся мною для полного совершения измены <…> Эмили прочитала это послание и хохотала, как безумная. Надеюсь, что вы тоже повеселитесь.

<Письмо 48 — к де Турвель> Положение, в котором я сейчас пишу вам, более чем когда-либо убеждает меня во всемогуществе любви <…> Ни разу еще за письмом к вам не испытывал я такой радости, ни разу это занятие не сопровождалось чувством столь <…> пылким <…> даже стол, на котором я вам пишу, впервые для этого употребленный, превращается для меня в священный алтарь любви <…> ведь на нем начертал я клятву вечной любви к вам! Простите <…> Может быть, мне следовало бы менее предаваться восторгам, не разделяемым вами; на мгновение я вынужден покинуть вас, чтобы рассеять опьянение, с которым я уже не могу совладать <…> Возвращаюсь к вам, сударыня, и, разумеется <…> все с тем же пылом…

Почти каждый мотив здесь двупланов: и сам «стол» (пюпитр/тело), и «любовь» (возвышенная к одной женщине / плотская с другой), и «пылкость» (красноречия/телодвижений), и «перерывы» (в писании/сексе). И важной мотивировкой такого двухголосия является двоякость адресации: один план письма обращен к наивной и благопристойной читательнице (мадам де Турвель), другой — к «посвященным» (Эмили, де Мертей и читателю).

2. Далеко не во всех случаях двусмысленность выдерживается столь изощренно. Часто имеет место не сознательная игра с запретами, а скорее невольное просачивание табуированной информации в пристойный текст, по которому реальная картина происходящего восстанавливается лишь приблизительно. Да определенность и в принципе не может быть полной: каждый раз существенной является лишь какая-то часть информации: было или не было, долго ли коротко ли, в какой позиции, с какими последствиями… Ведь даже в вызывающе откровенном эпизоде из «Опасных связей» остается неясным, какая сторона тела Эмили послужила пюпитром (спина вроде бы удобнее, но прямых указаний в тексте нет — с этим он не играет). А во многих случаях даже не удается однозначно заключить, «было» или «не было», и если было, то в какой именно точке повествования, — не говоря уже о более конкретных параметрах описываемого. Неизбежные фигуры умолчания заставляют читателя теряться в догадках и вводят его в заблуждение то в ту, то в другую сторону.

Вот в «Бедной Лизе» (1792)[397] описывается свидание героев.