— Замок заклинило, — сказала его Хлопушка.
Действительно вызвала слесаря, смотрите-ка. Только эта готовность выпустить Воронцова на волю не сходится с коварным похищением с целью вымогательства. Неужели вот так и отпустит его, ничего не добившись, как только дверь ей отворят?
Воронцов сжал кулаки и дернул проклятые чулки. Ох и навязал макраме! Как теперь только выпутываться?
Хлопнула входная дверь, в соседней комнате зашумели, заговорили. Хлопушка, видать, специально говорила тихо, осторожно, знала ведь, что Воронцов ее слышит.
А слесарь с ней препирался громко, требовал денег. Ну и наглый, даже по голосу слышно, что еще с утра заложил за воротник… Ну, вот пусть сама и выпутывается, эта Хлопушка, так ей и надо.
Но тут Воронцов услышал:
— А родителей что, дома нет?
И душа ушла в пятки.
— Ты чего кусаешься? — прорычал слесарь, но руки с ее рта не убрал. — Сама меня в халате на голое тело пошла встречать! А я теперь виноват, что дразнишься?!
От одного его взгляда хотелось вымыться жесткой мочалкой. Оля снова попробовала укусить его за пальцы, но он заломил ей свободную руку и она сдавленно всхлипнула.
— А ну не брыкайся, кому говорят? Тебе понравится. Мужика хорошего, наверное, у тебя ни разу и не было? Настоящего. Из народа.
Он ухмыльнулся, потянулся к пряжке ремня.
И тогда раздался грохот.
Дверь в спальню распахнулась, со всей силы треснувшись о стену. Задребезжало стекло.
— Пригнись! — взревел Воронцов.
Оля послушно рухнула на ковер, закрыв лицо руками. Послышался еще один удар. Что-то хрустнуло.
— Щука, — прохрипел слесарь. — Ты мне жуб выбил. Ты кто вообще, мужик? Нищего не было!
— Ах, не было?! — взревел Воронцов, и Оля приоткрыла глаза.
Увидела абсолютно голого Воронцова с изголовьем от кровати в руках. Он по-прежнему был привязан к железным прутьям чулками. Получается, он просто вырвал изголовье голыми руками, чтобы… Чтобы спасти ее?
Изголовье метнулось в воздухе, и Воронцов снова врезал слесарю. На этот раз в живот.
— Убирайся, мерзость, — прошипел он. — Даю тебе секунду.
Мужик попытался подняться, но упал, запутавшись в спущенных штанах. Снова поднялся, поминутно поскальзываясь и оборачиваясь. Даже сыпал извинениями и кланялся. А уж как изменился в лице. Кажется, даже протрезвел.
Через секунду его и след простыл.
Оля услышала, как оглушительно хлопнула входная дверь. Посмотрела на голого Зевса с изголовьем в руках. Тот тяжело дышал. И тоже смотрел на нее.
— Он… — Оля облизала губы. — Он ничего не успел. Спасибо.
Воронцов кивнул.
Оля неловко поднялась с пола, запахнула халат подрагивающими руками. Достала из ближайшего ящика маникюрные ножницы. Воронцов напряженно следил за ее действиями.
Она усадила его на диван и перерезала ножницами чулки. Сначала один, потом второй.
Воронцов неловко поставил оторванное изголовье на пол.
— Я починю… Наверное. Хотя у меня ведь даже отвертки нет.
Ольга смотрела на него. Он смотрел на нее. Так, как будто впервые видел.
Ну, по сути, так и было. Вчера ему не удалось ее разглядеть, как следует. А сейчас коробку на голову натягивать уже поздно.
— А ты красивая, — сказал он странным тоном.
То есть он в этом сомневался. Оля ничего не ответила, только приподняла одну бровь. Воронцов усмехнулся.
— Пойми, после «Хлопушки» я был готов ко всему.
Настала ее очередь улыбаться. Только пришлось глаза отвести. Потому что…
— Ты не мог бы… — начала она, выразительно указывая взглядом на еще один его орган, который тоже был рад ее видеть.
— Эээ, да. Прости.
Он подскочил и исчез в спальне, но Оля все равно успела насладиться видом. Стоя вид сзади даже лучше, чем лежа, подумала она. Заметила даже следы от собственных когтей у него на заднице. О боже.
Воронцов вернулся в простыне, обвязанной вокруг талии.
— Я в туалет, а потом… Потом мне лучше уйти?
Оля кивнула. Почему-то очень мешали руки, и пальцы, и эти непричесанные как следует волосы…
— Мне ничего от тебя не надо, — решилась Оля. — Прости, это все алкоголь. Я когда выпью… Ну ты видел вчера.
— Видел, — сказал он густым, хриплым голосом.
Опять этот голоса. А сам продолжал изучать, разглядывать, пожирать ее глазами.
— Туалет там, — сказала Оля.
Воронцов кивнул и ушел.
Потом вышел, прошел на кухню, наверное, выглянул в окно. Решил проверить историю с выброшенной в окно одеждой. Что ж, убедись сам, Воронцов, все так и было, как она говорила. Интересно, хотя бы трусы его убрали с тротуара к этому времени? А рубашку?
Потом она услышала, как Воронцов перебирает личные вещи на кухонном столе, куда Оля вывалила их из его карманов, не разглядывая. Звякнули ключи. Пискнул телефон.
Хоть бы он ушел быстрее и перестал ее нервировать своими стальными холодными глазами, подумала Оля. А потом замерла и захохотала так, что из глаз брызнули слезы.
— Что тебя так рассмешило? — недоуменно спросил Воронцов, заглядывая в комнату.
— То, что этот мудак опять захлопнул дверь, — ответила Оля.
Глава 9. Оладушки