Как я босса похитила

— Технически я тебя не снимал! — не отставал Воронцов. — Я отдал деньги неизвестно кому! Так что это ты меня облапошила, когда раздела и связала.

— Скажи еще, что изнасиловала!

За дверью стало тихо. Оле надоело перекрикивать шум воды. Она поднялась и выключила душ. Стало тихо.

— Открой дверь, — послышалось с той стороны. — Пожалуйста.

— Зачем? — также тихо ответила Оля. — Тебя ждет теща. Уходи, Воронцов. Возвращайся к своей прежней жизни, а меня оставь в покое.

— Я схожу в аптеку.

— Не надо, у меня есть все, что нужно.

В дверь позвонили. Оля по привычке чуть не выскочила из ванной комнаты, но вовремя одумалась, схватившись за дверную ручку.

— Это мастера. Скажи им, пусть откроют дверь…

Воронцов молчал.

— А потом уходи, — прошептала Оля. — Пожалуйста, уходи.

Той ночью после того, как мастера из конторы сделали свое дело и ушли, а после и Воронцов. Оля позволила себе окончательно разрыдаться. Но только сегодня и один раз. Он сбежал. Даже в простыне на голое тело, но все-таки сбежал. Почему же теперь так больно, если она только этого и добивалась?

На счет двери Воронцов был прав, и на ночь Оле пришлось подпереть дверь тяжеленым креслом, благо та открывалась во внутрь квартиры. Спала она все равно плохо. Постельное белье и подушки пропахли мужским одеколоном, а без изголовья еще и соскальзывали то и дело в дыру между кроватью и стеной.

Ей снился Воронцов и то, как он возвращался, чтобы вернуть простынь. Несколько раз она просыпалась в твердой уверенности, что ее разбудил тихий стук двери. Однажды она даже подкралась на цыпочках к двери, но за ней никого не было.

Ранним утром следующего дня Оля твердо решила начать новую жизнь. Новая жизнь означала ни капли в рот и… больше никаких других глупостей.

Первым делом она закинула постельное белье в стирку и созвонилась с хозяйкой, объяснив, что заедет за комплектом ключей, чтобы сделать дубликаты. Хозяйка долго причитала над Олиной историей об украденной сумочке.

С одной стороны хорошо, что у Оли не было телефона. Не совершила глупостей вроде смски или случайного звонка из-за надуманной причины, вроде: «Привет, мне тут принесли твои трусы, которые я сбросила с пятого этажа. Знаешь, след от протекторов шин даже выстирался. Может, заедешь, заберешь?»

Любой повод, который приходил на ум, чтобы созвониться с Воронцовым, с каждым разом был все более дурацким.

С другой стороны, Оля и сама каждый раз вздрагивала, когда на лестничной клетке шумел лифт или звонил стационарный телефон. Звонил он дважды, сначала хозяйка решила посоветовать повесить еще один замок, если у них в районе такие хулиганы обитают, вдруг они и в квартиры вламываются, а не только на улице сумочки отбирают.

А во второй раз звонила мама. Больше никто домашнего номера Оли не знал.

— Твой мобильный отключен, — сообщила мама первым делом.

— Привет. Я знаю… Мам, у меня плохие новости.

— Ты беременна?

— Нет. Меня уволили.

В трубке стало тихо.

— Мам?

— Я так и знала! А ты так радовалась, когда этот придурок, твой отец, проиграл клуб. Верила его обещаниям, что тебя новый начальник не тронет. Да как же! Твой отец только о себе и беспокоился постоянно!

— Мам, — устало сказала Оля. — Хватит.

— Что хватит?! Всю жизнь, Оля, он мне под откос спустил! Сначала карты эти, потом развод, одну с тобой на руках оставил…

— Мама, он уже в могиле, пожалуйста, хватит.

— А вот повезло ему! — рявкнула мама. — Иначе я бы ему за твое увольнение всю душу вытрясла. Так и знала, что выставят тебя на улицу! И нет, чтобы на тебя клуб переписать, пока жив был. Только работу тебе дал на общих основаниях и считал, что так и надо…

Оля отставила трубку в сторону. Одна и та же история, из года в год.

Даже изначально, когда Оля только поехала устраиваться на работу в ночной клуб, мама была не в восторге от этой идеи. А потом Оля узнала, что владелец клуба ее собственный отец, и поняла, что теперь мама никогда не сможет смириться с ее новой должностью.

Гнев матери был безграничным. Она считала, что Романенко мог дочку и сам устроить, а не случайно, как чужую, с улицы брать. Как объяснить матери, что ни Оля отца, ни он ее почти не знали и действительно были друг другу как чужие, Оля не знала.

Ночные смены маму тоже не устраивали, она считала, что Оля не должна столько вкалывать, что родственных связей достаточно для того, чтобы изредка наведываться в клуб, пить кофе и уходить домой затемно.

А Оля слушала все это и просто работала, иногда даже за день не перекидываясь с собственным отцом и парой слов. Кто из коллектива узнавал, что Иваныч ее отец, никто не верил. Так не бывает, считали они. Спасало то, что многие видели — Оля работала наравне со всеми, и ни от штрафов, ни от сверхурочных родство никак не спасало. Было ли у них с отцом, что-то общее, кроме фамилии, Оля не знала.

А через несколько месяцев, пока шел ремонт по приказу Воронцова, инфаркт и привет. Больше никаких шансов узнать своего отца получше.

— И какие у тебя теперь планы? — наконец-то спросила мама.

— Не знаю еще… Меня только вчера уволили.